иди к матери! Сейчас я уничтожу эту крысу!

Из ее тела вырвался синий сгусток света. Наоэ встретил его барьером. Перед глазами полыхнуло: гошинхеки Наоэ разбил ненпу Охигаси.

— Нахал!

Ее стреловидная ненпа устремилась в Наоэ и рассыпалась перед ним всполохом искр. Наоэ сжал зубы, вскинул кулак.

— Ааа!

— Мама! — Кодзиро, готового было броситься к матери, швырнуло на пол. — Ай!

Земля содрогалась. С ужасным треском посыпалась вниз черепица.

— !

Наоэ поспешно выставил гошинхеки — защитить Кодзиро. А Охигаси явно не собиралась позволить ему легко отделаться. Прямо в Наоэ полетел шар силы.

— Аааа!

Удар сбил его с ног.

— Мама, пожалуйста, остановись! — выкрикнул Кодзиро.

— Иди сюда, Кодзиро! Я положу этому конец!

— Мама!

Пока Наоэ, постанывая, поднимался, Кодзиро встал перед ним и раскинул руки. На лице Охигаси загорелась ярость.

— Кодзиро, что ты делаешь?!

— Не трогай его, мама!

— Ты… ты предаешь собственную мать?!

— Мама, вспомни, прошу! — молил Кодзиро. — Не заставляй меня больше сражаться! Это все, чего я желаю!

— Как ты можешь так говорить? Да ты трус, Кодзиро!

— Я не хочу править страной! Ничего мне не надо, коли это значит биться с братом!

— !

Охигаси напряглась. Кодзиро продолжал отчаянно говорить:

— Почему мы должны это делать? Почему мы должны сражаться против моего брата? Почему мы должны убить Датэ?!

— Кодзиро!

— Ты так хочешь управлять страной? Однако ж это не причина тому, чтобы остаться здесь, вместо того, чтобы навечно успокоиться!

— …

— В тебе живет ненависть? Ты осталась, чтобы отомстить моему брату? Почему мы должны биться с ним до смерти? Разве брат мой и я не оба сыновья тебе?

— Тихо, Кодзиро! — оборвала Охигаси. — Я не хотела видеть Бонтэна будущим главой Датэ… ради семьи! Бонтэнмару не пригоден был стать генералом! Дзикумару, ты подходил гораздо больше…

— Неправда! Это мой брат сделал клан чудесным владением в шестьсот двадцать тысяч коку! Это мой брат…

— Кодзиро! Масамунэ погубил тебя! Погубил! Своими руками предал мечу собственного брата!

— Я не чувствую ненависти к нему! Тут нет его вины, у него не было выбора!

— Ты не понимаешь, Кодзиро!

Плечи Кодзиро в удивлении дрогнули, Охигаси тихо продолжала:

— Не понимаешь сердца матери, чьего ребенка убили… Не понимаешь. Как я страдала. Ты не знаешь, каково той, у которой украли жизнь сына…

— Мама…

— Я ненавижу Масамунэ за его деяние. Хоть я и мать ему также, как и тебе, это не искупает его греха — убийства тебя.

Кодзиро до крови прикусил губу и проговорил:

— Но кто подтолкнул его? Кто принудил его к этому? Разве… то была не твоя вина, мама!

Охигаси беззвучно ахнула, как от удара.

— Ты говоришь… говоришь, что твоя мать во всем повинна?

— Да, говорю! Если бы ты не предпочитала меня ему, ничего бы не случилось! Он мстил за твою любовь! — из глаз Кодзиро брызнули слезы. — Мама, почему ты не любила нас поровну? Разве ты не понимала, как он был одинок? Он же твой сын, так почему ты не любила его?

— … — Ты винишь… меня… в той трагедии? — пробормотала Охигаси. — Почему я не любила Бонтэна… Говоришь, это наказание…

— …

— Почему я… не любила его?

— … Мам.

— Почему мама не любила Бонтэна?

Озадаченный, Кодзиро пристально на нее смотрел.

По ее щекам катились крупные слезы.

— Нет и не было такого дня, когда мама не думала бы о Бонтэне…

— Мама, — прошептал Кодзиро.

— Да, это правда. Ты верно сказал, я не боготворила Бонтэна, как тебя. Но Кодзиро…

— …

— В глубине материнского сердца столько слов, которые легко не скажешь посторонним!

Наоэ смотрел на нее, не отрываясь. Лунный свет скользил по залитому слезами лицу Охигаси и придавал ее острому взгляду почти божественное сияние. Жесткое, строгое лицо. Но это лишь больше подчеркивало живущую в ней любовь… лицо матери…

«Бодхисаттва…»

Мокрое от слез лицо обратилось к ним.

— Кодзиро, ты должен принять правление. Я отдаю страну, которую не смог получить Масамунэ тебе, которого он погубил, — вокруг ее тела занимался бледный рассеянный свет. — И я никому не дозволю вмешаться! Никому!

— !

— Мама!

Охигаси, взвыв, изо всех силы швырнула в Наоэ ненпу.

Гошинхеки Наоэ блокировало ненпу прямо перед ними, полетели со свистом, раздирающим барабанные перепонки, искры.

— Ааа!

Наоэ рассекал свет руками.

— Ааа!

Охигаси отшатнулась, прижимая руку ко лбу.

— Бай! — выкрикнул Наоэ.

— Наоэ-удзи!

Тело Охигаси было сковано. Кодзиро попытался остановить его, но Наоэ, не обращая на него внимания, свел ладони в ритуальном жесте.

— Ноумакусаманда боданан баисирамандая соака!

— Перестаньте! Пожалуйста, не надо, Наоэ-удзи! — Кодзиро повис на нем.

— О великий Бисямонтэн! — Наоэ стряхнул юношу прочь. — Даруй мне силу Твою, дабы истребить зло!

Из его кулаков вырвался ослепительно белый шар.

— Ты! — сдавленным от ненависти голосом взвизгнула Охигаси. — Будь… ты… проклят!

— Не надо, Наоэ-удзи!

Он не мог позволить себе быть снисходительным.

— Тебуку!

Вспышка. Неистовая мощь тебуку вырвала Охигаси из занимаемого ею тела, и все утонуло в этой бешеной силе. Охигаси издала дикий вопль. Свет оборотился ветром и унес ее дух вон.

В пронзительно чистой белизне Кодзиро простонал:

— Мама!

Кррак. Масамунэ внимательно разглядывал осколки чашки, которая вывалилась у него из рук. Его жена Мэгохимэ посмотрела на него с удивлением:

— Доно?

Масамунэ поднял глаза к луне, медленно плывущей в небесах Сэндая. Ему показалось, что кто-то позвал его по детскому имени.

«Мама?»

Свет угасал. На сад поместья Уэсима, где покоилось женское тело, вновь опустилась тишина. Рядом лежали останки онре Могами: тебуку Наоэ изгнало и их. Кодзиро молча глотал слезы.

— Кодзиро-доно…

Юноша даже не шевельнулся. Наоэ окликнул еще раз, потянулся положить руку ему на плечо.

Кодзиро яростно отбросил его ладонь и повернулся, в его глазах полыхала ненависть.

— Кодзиро-доно, поедем со мной в Сэндай, к твоему брату.

— …

— Кодзиро-доно.

Кодзиро опустил взгляд. Его плечи вздрагивали. От гнева?

Наоэ подождал немного и развернулся, собираясь уходить. Лишь тогда Кодзиро заговорил:

— Наоэ-удзи.

— Да?

— Кинрин хо могут противостоять Гозанзэ Мео хо[8] и Дайтоку Мео хо[9], — сказал юноша, продолжая стоять к нему спиной. — Вы победите, если ударите ими двоими сразу.

— Гозанзэ[10] и Дайтоку[11] одновременно…

— Я просил вас передать моему брату. Сказать ему о маме и мне…

Наоэ кивнул:

— Обещаю.

Юношу бил озноб. Он опустился на колени перед телом женщины, бывшей сосудом для его матери. Наоэ поглядел на него через плечо и покинул сад.

Близился рассвет. Наоэ хмурился на светлеющее небо, на его лицо вернулась суровость.

«Кагетора-сама..!»

Глава 3: Город, застигнутый бурей

Свинцовые тучи зависли