— И как девчонки в Германии? — спросил я.

Род тотчас оживился.

Честно говоря, я применил дешевый прием, но допрос не получится, если стараешься в лоб добиться признания. Гораздо важнее разговор лицом к лицу. Чем больше разговариваешь, тем больше у тебя шансов выяснить все необходимое. Как я уже сказал, Род был немного неуклюж. Несмотря на молодость, он казался потрепанным: его лицо покрывали шрамы от акне и морщины от пристрастия к куреву. Вряд ли самые привлекательные женщины города по ночам представляли, как их касаются тонкие губы Рода Рамси. Но я готов был поспорить, что сам он считал себя дамским угодником. Если обращаться с ним соответствующе и подпитывать его нарциссизм, он захочет общаться со мной, чтобы я мог снова потешить его самолюбие. Улыбка Чеширского кота сказала мне, что я прав.

— Вы знали, что в Германии проституция легализована? — спросил он.

— Нет! Симпатичные девчата?

— О-о-о, — протянул он, — к одной я частенько заглядывал. Она была невероятно красива, сложена, как супермодель. Да я бы только ради нее записался добровольцем. Спустил на нее целое состояние.

— Сколько?

— Порой по паре сотен в неделю. Однажды я просадил за неделю аж тысячу двести долларов, но видит бог, она того стоила. Какое тело!

— А что там с марихуаной? — поинтересовался я, меняя тему. — Между нами, девочками, — почем тогда шел пакетик в Германии?

— Ну, — серьезно начал он, — трехграммовый пакетик продавали за двадцать два бакса. Мне такого на неделю хватало.

Когда Эл вернулся к нам с ключом от номера, я не только узнал, какую жизнь вел Род во время службы в Германии — травка и шлюхи, но и оценил его экономическое положение, которое меня озадачило. Может, я и не служил в вооруженных силах, но в Юме работал бок о бок с армейскими сержантами и знал, что они получают меньше 100 долларов в неделю. Одна марихуана съедала у Рода аж четверть этой суммы. Если у него не было трастового фонда, на отсутствие которого указывала его текущая ситуация, услуги проститутки даже в спокойную неделю быстро загнали бы его в долги. А этого (как и каннабис) в армии не любят. Либо Род жил в Германии не по средствам, либо у него были средства не по рангу. Если так, то откуда он их брал?

Чем больше я узнавал о Роде, тем более странной загадкой он казался. Но в Америке никто не запрещает быть загадкой… пока ты не преступаешь закон.

Отель оказал именно тот эффект, на который я надеялся. Кондиционер остудил нас после часа, проведенного на ногах внутри и снаружи раскаленного дома, а мягкий диван и два удобных кресла и вовсе были тем, что доктор прописал. Даже Эл позволил себе немного передохнуть, что дало мне возможность снова вклиниться со своими вопросами.

— Расскажи-ка мне об отделе планирования, — сказал я Роду. — О Восьмой пехотной дивизии я знаю разве что по песенке Джонни Мэтиса.

Рода и в проекте не было, когда Мэтис записал свою песню, но он коротко кивнул: ему пришелся по душе мой культурный экскурс.

— В отделе планирования разрабатываются и хранятся планы на случай войны.

— Войны?

— С Советами. Если ты не заметил, Джо, Варшавский договор начинается у восточной границы Западной Германии.

Меня заинтересовало это обращение по имени. Как только мы показали свои удостоверения, Род принялся склонять имя Эла на все лады, но меня не называл никак, даже «агентом Наварро». Я уже понимал, что почти все слова Род произносит с неким расчетом. Так к чему он клонит, называя меня «Джо»?

— Просвети меня, — сказал я. — Ликвидируй мою безграмотность.

И он не заставил просить себя дважды.

— В нашем противостоянии самое важное — как конкретная сторона реагирует, как она справляется с непредвиденными обстоятельствами. Все постоянно меняется, поэтому планы приходится обновлять едва ли не каждую неделю. Какова численность войск? Что будут делать военно-воздушные силы? Силы НАТО? Что случится, если космический шаттл приземлится в Сибири, а не в пустыне Мохаве? Помните, мы потеряли над Испанией три водородные бомбы? — (Я прекрасно это помнил. Январь 1966-го. В воздухе столкнулись американский бомбардировщик B-52 и самолет-топливозаправщик KCK-135. Я понимал, что Род проверяет меня этим вопросом.) — Что, если что-то подобное случится завтра, скажем, в Болгарии? Нужны планы на случай любой внештатной ситуации.

Отлично. Роду нравилось меня просвещать и кичиться своими знаниями. А знаний обо всем, что связано с отделом планирования, у него хватало — я был впечатлен. Он говорил так, как в моем представлении должен говорить старший офицер, дающий краткую справку. Он понимал вопросы стратегии и тактики на поразительно высоком уровне. Кроме того, он знал историю и понимал, какое влияние она оказывает на современность. Я был поражен его знаниями… и понял, что, если наши встречи продолжатся, расколоть Рода будет очень сложно.

Зачастую, когда я допрашиваю людей, обладающих специальными знаниям, к примеру докторов и юристов, они быстро задирают нос и забывают, что мы, агенты, можем обрушить на них всю мощь государственной власти. Род был не таким, в нем не было очевидной заносчивости, ведь он не мог похвастать дипломом. Но я задавал вопрос за вопросом и по его ответам чувствовал, что он подбирается к грани.

Скорее всего, Эл еще не понял, что Род уже не видел в нем угрозы. Он был достаточно умен, чтобы понять: он гражданское лицо, а следовательно, армия и INSCOM не имеют над ним юрисдикции. Пуф! В мыслях Рода Эла уже не было — он не представлял опасности. Теперь он пытался понять, как одолеть меня.

— Скажи, Джо, — покровительственно начал он, — насколько высокий у тебя уровень допуска?

— Достаточно высокий, — ответил я.

— Нет, Джо, скажи, какой именно. У тебя есть допуск к совершенно секретным материалам?

— Есть.

— А что насчет документов особого режима? — спросил он, имея в виду секретную информацию с особым режимом хранения.

— Тоже.

Очевидно, он собирался пойти дальше, но я начал уставать от его чванства и решил покончить с этим.

— Родерик, — сказал я, понижая голос, наклоняясь вперед и сохраняя зрительный контакт, — у меня есть допуск ко всему, понимаешь? В этой комнате ни у кого, включая мистера Юэйса, нет допуска более высокого уровня. Поэтому я здесь.

В этот момент замер даже Эл — в номере повеяло холодом, — но я еще не закончил. Я намеренно растянул неловкую тишину, повисшую в комнате, и угрожающе играл желваками. Через несколько секунд Род заерзал на диване и взглянул на меня виновато. Намек он понял.

Я говорил самым резким тоном с начала встречи, но специально не стал повышать голос: чтобы он почувствовал угрозу, но и не мог ощутить свое превосходство. Если бы Рода снова пришлось допрашивать по этому вопросу — каким бы ни был сам вопрос, — скорее всего, беседовать с ним пришлось бы мне, а я не допрашиваю людей, ощущающих превосходство. Это гиблое дело. Никто ни в чем не признается пятнадцатилетнему подростку, а именно такой расклад возникает, когда субъект чувствует себя выше.