капеллы. Cидят (слева направо): Татьяна Яценко, заслуженный учитель Азербайджана, хормейстер школы № 20; Эльнара Керимова, в настоящее время живет в Анкаре, хормейстер Хора радио и телевидения Турции и хормейстер хора «Орфей»; Альвина Листенгартен; Мира Джабраилова, педагог фортепиано и концертмейстер БМУ; Леонид Листенгартен. Баку, 2016

Когда Альвина Алексеевна бывает в Баку, она обязательно встречается со своими бывшими студентами и коллегами. Она уверена, что хоровые традиции Баку будут крепнуть и продолжаться.

Хоры, созданные и руководимые Альвиной Алексеевной Листенгартен:

1. Детский школьный хор 1-й Музыкальной школы (1957–1958). В годы учебы в консерватории, по просьбе директора школы Фатьмы ханум Зейналовой.

2. Хор Cудоремонтного завода № 23 Военно-Морского Флота Министерства обороны СССР (1956–1958).

3. Хор энергетического факультета АзИИ (1956–1957).

4. Хор физико-математического факультета Азербайджанского государственного университета (1958–1959).

5. Сводный хор учащихся Кировабадского музыкального училища (1960–1962).

6. Камерный хор вечернего отделения Бакинского музыкального училища имени Асафа Зейналлы (1963–1964).

7. Сводный объединенный хор вечернего и дневного отделений Бакинского музыкального училища имени Асафа Зейналлы (1963–1996). Этот хор исполнял дипломные программы, состоящие из произведений классиков хорового искусства Азербайджана и России, зарубежных композиторов и в том числе композиторов эпохи Возрождения.

8. Хор подготовительного факультета по изучению русского языка АзИИ, в котором принимали участие представители более 50 стран, обучающихся на нем (1970–1978).

9. Объединенный хор БМУ имени Аса фа Зейналлы. Исполнял программы всех участников конкурса, посвященного 100-летию со дня рождения Узеира Гаджибекова (1985).

Глава 3

Воспоминания о шахматных баталиях

Всерьез шахматами я заинтересовался в четвертом классе. После уроков мы часто организовывали небольшие турниры, в которых принимали участие многие мои одноклассники, полюбившие эту древнюю игру.

Успехи мои начались летом 1947 года, когда я проводил каникулы на побережье Апшеронского полуострова в пионерском лагере «Гигант», в Бузовнах. Неожиданно для себя я стал чемпионом лагеря, и начальник лагеря на общем собрании вручил мне подарок, книгу избранных сочинений Лермонтова. Этот самый дорогой мой спортивный трофей я храню до сих пор.

В следующем году я уже был включен в команду лагеря, и мы с большим успехом выступили на спартакиаде пионерских лагерей Апшеронского полуострова. В том же году я стал регулярно посещать шахматный кружок Дома пионеров, где быстро продвинулся до третьего разряда. В те годы в Советском Союзе шахматисты классифицировались по пяти разрядам, самый сильный из них был 1-й. Затем следовали уже совсем серьезные звания: кандидат в мастера, мастер спорта и гроссмейстер. В 1940–50-е годы в мире насчитывалось не более тридцати-сорока обладателей высшего – гроссмейстерского – звания.

Затем на полтора два года мое продвижение по классификационной шкале застопорилось, хотя я уже серьезно приобщился к изучению теории шахмат.

Кроме Дома пионеров, мои знания пополнялись и в доме моего двоюродного брата Марка, где собирались его друзья Тогрул Шахтахтинский и Зайцев (имени его сейчас не вспомнить). Все трое были перворазрядниками и неплохо выступали в городских соревнованиях. Несколько позже Тогрул стал кандидатом в мастера и даже очень успешно участвовал в четвертьфинале чемпионата СССР. Окончив вуз, Тогрул Шахтахтинский активно трудился в химической отрасли и даже был избран академиком Азербайджанской академии наук, но продолжал интересоваться шахматами и регулярно посещал все бакинские шахматные турниры.

Я не только наблюдал за игрой опытных шахматистов, иногда они снисходили до меня (брат и его друзья были старше меня на десять лет), играя со мной без ладьи.

За короткое время я это изначально предоставляемое мне преимущество – фору, или гандикап, как говорят шахматисты, – наверстал, и мы стали играть на равных.

Школьниками мы всегда следили за игрой Тогрула, единственного в то время в Баку мастера, участвовавшего в чемпионатах СССР. В 1947 году я с нетерпением ждал ночного выпуска последних известий и затаив дыхание слушал голос спортивного комментатора Вадима Синявского, который рассказывал об очередном туре 15-го чемпионата СССР. Я, конечно, не подозревал, что через четырнадцать лет мне придется вместе с моим другом Чапаем Султановым помогать Синявскому готовить очередной выпуск «Последних известий» о шахматном чемпионате СССР, проходившем в Баку.

Впервые бакинец (это был Владимир Андреевич Макогонов) успешно сыграл на чемпионате СССР в 1927 году, разделив 5–6-е места с будущим чемпионом мира Михаилом Ботвинником. Солидную игру бакинский мастер показывал в течение последующих 15 лет: 4-е место на X чемпионате СССР (1937 год), 4–5-е места на XI (1939 год), 7–9-е места на XII чемпионате (1940 год), 5-6-е места на XIII (1944 год) и 10–12-е места в XV (1947 год). В 1942 году Макогонов выигрывал в матче с гроссмейстером Сало Флором со счетом 5.5: 4.5. Матч, к сожалению, не закончился. Флор почувствовал себя плохо и уехал из города.

В 1945 году проводился радиоматч СССР – США. Макогонов, играя на 9-й доске, обыграл американского шахматиста: 1,5: 0,5.

Я только раз, еще будучи школьником, встречался с этим мастером в чемпионате Азербайджана. Макогонов в своем любимом дебюте переиграл меня. Пришлось обострять игру. В результате в глубоком эндшпиле я остался с одной ладьей против ладьи и слона у мастера. Макогонов долго пытался выиграть этот теоретически ничейный эндшпиль и в конце концов согласился на ничью на 107-м (!) ходу.

В 1950–60-е годы Владимир Андреевич реже участвовал в соревнованиях. Ему было трудно совмещать работу школьного учителя математики с турнирами. В 1972 году, единственный раз за много лет, он согласился участвовать в чемпионате СССР, одновременно он был тренером азербайджанской команды. В Москве, где проходил турнир, мы занимали один номер гостиницы. Его режиму можно было позавидовать. Ежедневная утренняя гимнастика и обязательная прогулка около часа, даже при двадцатиградусном морозе.

От него всегда веяло оптимизмом: и при подготовке к туру, и при анализе отложенных партий. Наблюдая за ним во время трудного положения в шахматной партии, невозможно было судить о его внутреннем состоянии.

Как-то раз я спросил мастера, как он тренировался и каким образом научился так глубоко понимать позицию.

Первые шесть своей жизни до лета 1941 года я прожил в поселке Сабунчи, в 10 км от Баку.

В те же годы в этом нефтяном районе жил и Владимир Андреевич. И доверительно относясь ко мне как к земляку, Макогонов, отвечая на мой вопрос, рассказал, как каждый день он добирался до школы, где работал, на электричке. Поезд до города шел 30 минут, и первые 25 минут поездки мастер изучал шахматную диаграмму из партии известного шахматиста. Последние пять минут поездки он проверял, соответствует ли его план игры плану мастера или гроссмейстера. И так каждый день в течение года. Такой метод работы над