Повстречайся на моем пути дурной человек — что могла я ему противопоставить, кроме быстрых ног лошади? Напади на меня дикие звери — как бы я спаслась? Сейчас понимаю, надо было звать хотя б оборотней, они бы защитили, поддержали.

В степи было нечем дышать, то и дело попадались навстречу зайцы, птицы, лисы, спешившие покинуть зону бедствия. Я видела, что еду правильно. Намочила кусок полотна, дышала через него. Ночевать на земле боялась, поэтому и при свете звезд понукала усталую лошадь.

Когда услышала гул голосов, поначалу решила, что показалось, однако спустя несколько минут была сдернута со Снежки знакомыми сильными руками.

Таман ругался знатно, сразу на нескольких языках. Некоторые слова я услышала впервые. Отругал меня за привезенную еду, похвалил за воду и отвары.

Я уснула прежде, чем он уложил меня на одеяла.

А всё же я была водником, и водником неплохой силы. Не такого дара, как отец, но и не менее, чем у кнеса Борового, к примеру. С десяти лет отец лично занимался со мной, показывая, как вызвать тучу, как собрать воду из земли, как помочь другому магу, поддерживая его силы. Этим я и собиралась заняться.

Таман пытался поутру удержать меня, да где там! Наскоро перекусив, я рвалась к кнесам. Только и дозволила себя сопровождать, да согласилась на резвого коня, жалея Снежку.

Магов была сотня, если не больше — многие взяли с собой сыновей, а кнес Белянин даже и внука четырнадцати лет. Однако и женщиной я оказалась не единственной: среди магов были две кнессы — водница и воздушница. Увидела я в строю и обоих государевых сыновей. Пожалуй, я бы нисколько не удивилась, узрев и самого государя, хотя он не был водником. Сыновья у него огневики, они как могли огонь унимали.

Водники удерживали над пожаром дождевые тучи. Из-под земли били потоки воды, кругом стоял пар.

Кнесы были похожи на копченых куриц и пахли так же аппетитно. Завидев степняков, они немного оживились. Таман и его люди подносили каждому воды, обтирали лица — бережно и с почтением.

Я же искала отца, другие меня волновали мало. Он стоял, пошатываясь, едва не в обнимку с фонтаном воды.

У отца не было помощников, а ведь он раньше всех начал эту борьбу. Я сомневалась, что он хоть что-то ел за эти три дня, да и спал он, наверное, урывками.

Я дернула его за пояс.

— Иди ешь, — сказала сердито. — Я удержу воду.

Он обернулся. По лицу было видно, что он знает много ругательных слов, возможно, даже больше, чем Таман. Но эта передышка ему была нужна как воздух.

Я аккуратно, как он учил, перехватила водную жилу. Я была молода, сыта, полна сил, я неплохо спала ночью. Мне показалось, что ничего сложного здесь нет.

— В сумках отвары, — крикнула я отцу. — Ты знаешь, на березовых почках и меду.

Через некоторое время я оглянулась на отца — мне все еще было легко. Он спал сидя с ломтем хлеба в руке.

Я шагала вперед довольно быстро, заливая водой огонь. Через час я начала уставать. Через два заломило спину. Через три я уже не чувствовала ни рук, ни ног, не видела, куда идти, из глаз текли слезы.

— Плакать нельзя, теряешь влагу, — сказала мне незнакомая кнесса, поднося воды. — Ты сильная девочка, выстоишь. Если Мстислав еще немного отдохнет, будет просто великолепно.

— Рук не чувствую, — взмолилась я. — Подержите мне руки!

Кнесса встала сзади меня, позволяя откинуться на нее спиной, подхватила меня под локти, повела меня вперед.

Стало действительно легче.

Он шептала мне слова утешения, словно я была роженицей, уговаривала потерпеть еще немного.

Мне очень хотелось, чтобы она замолчала, но я боялась ее оскорбить.

— С этой девочкой так нельзя, — раздался голос Тамана. — Отдохните, кнесса Орлинская. Я поддержу Милославу.

Кнесса Орлинская! Мне немедленно захотелось обернуться. Это же одна из известнейших своей экспрессивностью и скандальностью женщин Славии, ближняя подруга государыни!

Другая бы может и не позволила мужчине прикасаться к девушке, которая не является ни его сестрой, ни женой, ни даже невестой, но кнесса Орлинская давно плевала на все условности.

Опора моя сменилась, теперь сзади стоял Таман, щекотно дыша мне в шею, довольно чувствительно подталкивая и выговаривая, какая я безответственная, глупая, упрямая баба, полезшая в мужские дела. Было обидно настолько, что забывала про боль и усталость. Еще больше было обидно, что он даже не пытался меня полапать. Это уже потом, невесть сколько времени спустя, когда раздался яростный голос проснувшегося отца, распекающий всех за глупость и безалаберность, я практически лежала на степняке и не испытывала ни малейшего стыда.

Мы продвинулись на много саженей вперед, загоняя огонь обратно, щедро орошая землю водой. Сзади нас шли природники, пытаясь найти хоть что-то живое и напитать его силой — травинку ли, семечко, выжившее насекомое.

Отец отправил меня отдыхать, но мне хватило немного полежать на земле и перекусить.

Поэтому я решительно направилась к бледному Боровому и приказала ему отдохнуть несколько минут.

Тот и не спорил. Его тучу было держать легче отцовской жилы, да и спать он не собирался. Только напился воды, немного полежал плашмя и снова встал в строй. И я пошла к следующему кнесу.

Было еще светло, даже не вечерело, а мне-то казалось, что прошло несколько дней.

Через некоторое время они сами стали подзывать меня, когда понимали, что им нужна передышка. Кому-то требовалось умыться, кому-то добежать до кустов, хотя какие там кусты? Отходили недалеко только. Кто-то пихал в себя лепешки и сомнительного вида мясо. Младший Боровой, я видела, отправил послание своей беременной жене, и я порадовалась тому, как сразу прояснилось его лицо и расправились плечи.

— Мила, встань вместо Орлинского, — крикнул отец. — Кнес Орлинский, два часа на сон! Пошел, без разговоров! Мила выстоит, а ты сдохнешь, если не поспишь.

Без слов и просьб Таман встал сзади меня. Эти два часа дались мне куда сложнее всего предыдущего дня. Я, казалось, на миг моргнула, а открыв глаза, увидела, что на степь спускается ночь.

Кнес Орлинский мягко оттолкнул меня, и кто-то — мне было совершенно все равно, кто это был — уложил меня на покрывала уже спящую.

Через несколько часов я проснулось, было еще темно. Мужчины ушли далеко — дым едва курился над линией окоема. Рядом со мной на покрывалах спала кнесса Орлинская и вторая женщина, водница. Нам даже не ставили шатер, мы были настолько измучены, что готовы были спать на голой земле.

Незнакомый степняк, стороживший наш покой, с поклоном подал мне флягу с водой, лепешку и холодный кусок жареного мяса, в который я впилась зубами прямо как наш кот — едва не с урчанием.

— Шабаки желает что-то еще? — спросил он.