Капитан Браун, лежавший чуть в стороне от пограничников, все еще был без сознания, дышал ровно — значит, стабилен. Младшего политрука трогать я не решился: не до него сейчас, и я не психолог, чтобы экстренно вывести его из психоза.

Вернувшись к Петру, я посмотрел, как он устроился, и, удовлетворившись его вполне разумным выбором — ложбинкой под кустом, нависшим прямо над оврагом, пошел искать себе позицию. Нашел удобную в отроге оврага метрах в двадцати от места, где лежали раненые. Слева от меня в десятке метров, укрывшись в ложбинке, находился Гарчук.

Укрытие мое удобно: вода выщербила стены отрога, создав уйму удобных природных окопов, ведущих в глубокую траншею оврага. Впереди застава — она перекрывает мне обзор того, что происходит на поляне, куда ушли все пограничники. Я смогу только услышать бой. Слева — просека, на которой я оказался, попав в это время. Позади овраг, за ним лес. Справа — дорога, ведущая от заставы на восток. За дорогой — тоже лес.

Значит, так… Слева на меня не выйти незамеченным: там просека, много открытого места, и помощник следит. А вот лес за дорогой опасен для меня, да и для всех. Там просеки нет, немцы по нему скрытно обойти могут. Надо быть максимально внимательным и не зевать.

Положив перед собой винтовку, вытащил из карманов и разложил рядом магазины и пачки патронов.

Как мне говорили в учебке, стрелять из оружия и быстро менять в нем магазин несложно, а вот опустошить в бою все магазины и не суметь их переснарядить — опасно для жизни. Поэтому по очереди беру и заряжаю все магазины, попутно удивляясь их вместительности — 15 патронов: это есть хорошо. Прежде чем зарядить винтовку, открываю затвор и заглядываю, насколько возможно, внутрь. Блин, ничего не понятно, разобрать бы, но как? Ладно, доверюсь пограничникам и буду считать, что оружие, доверенное мне, не подведет. Магазин в приемник, затвор снять с задержки. Заряжено и готово к бою. Оставшиеся россыпью патроны убираю в карманы. Прикладываюсь к оружию, проверяю сектора, поворачиваюсь туда-сюда, смотрю, не мешает ли винтовка двигаться. Нормально вроде. Ну все, приготовился. Теперь ждать, ждать…

Стрельба постепенно приближалась с запада. С минуты на минуту бой нахлынет на заставу. А потом… Будет плохо. Это если старшина упрется рогом и примет решение стоять до конца, дожидаясь подхода линейных частей Красной армии, то здесь, у границы, останутся все бойцы этой заставы.

Навсегда останутся.

А я не хочу! Нет, я не трус и однозначно хочу применить максимум своих знаний, чтобы приблизить День Победы, но не ценой своей жизни в первый день войны. Может быть, и придется мне умереть на этой войне, но не сегодня, не здесь! Если старшина решит стоять насмерть, то я уйду! Просто возьму и уйду. Может, удастся Гарчука за собой увести, а раненых придется оставить… Да и в плен к немцам мне попадать никак нельзя: очень много я знаю об этой войне. Поэтому сражаться и выживать, любыми методами!

Приободрившись, я с удвоенным усердием стал вертеть головой, стараясь углядеть в лесном массиве фашистов.

За заставой неожиданно и очень интенсивно начали стрелять. Сердце в груди заколотилось, стремясь вырваться на волю и свалить отсюда! Громыхнул несильный взрыв — значит, в ход пошли гранаты. Бахнуло еще раз, и кто-то дико закричал от боли. Перестрелка набирает обороты, пулемет пограничников стал стрелять реже, ему отвечали вражеские — их было два или даже три. Сражающиеся стороны постепенно перешли к размеренной стрельбе, и в конечном итоге через десять минут она утихла совсем.

От такого поворота событий я напрягся вдвойне, успокоившееся было сердце опять громко застучало, мешая своим стуком думать. Взглядом пытаюсь уловить все лишнее в густой зелени леса на той стороне дороги, потом поворачиваюсь и внимательно изучаю изменения на просеке, но ни там, ни там нет никаких изменений.

Лес все так же молчал, птиц не было вообще — их артиллерией спугнуло, — поэтому тишина была пугающая. Хех, тишина — это мне так показалось. Фоном всю дорогу была уже далекая, но отчетливо слышимая артиллерийская канонада…

Где-то слева, вдалеке истерично длинной очередью разразился пулемет и захлебнулся в шквале винтовочного огня. Кто кого накрыл, непонятно — не то наши фашистов прижучили и они в истерику впали, не то наоборот. Сейчас вообще разобрать что-либо однозначно невозможно — хаос, зараза…

Поток мыслей прервался: взгляд уловил движение за дорогой, и по телу словно пробежалось стадо мамонтов, руки и ноги ослабли, дышать стало невероятно тяжело, голова закружилась.

Опа, это кто?

Приглядываюсь и вылавливаю для себя отличительные элементы обмундирования и вооружения. Форма цвета хаки, коричневые ремни и подсумки, воротники с широкими петлицами не то черного, не то синего цвета, на головах конфедератки, в руках карабины маузеров, и у двоих МП-40… Поляки?! Не может быть, их же наши и немцы в 39-м раскатали! Как это? Да еще и с немецким оружием! Может, они под шумок пересекли границу и вышли сюда, надеясь на помощь русских пограничников? Слева кто-то зашелестел, и я оглянулся.

— Пшеки, чтобы их… Сколько их там? Восемь? Ничего… Немцы сами не рискуют пока лезть, вот и гонят союзников на мясо… — Немцы поляков вперед гонят? Поляки — союзники немцев?! Мысли просто взрывали мозг. Вашу мать…

— Что ты тут делаешь, Гарчук? На позицию! Сейчас они подойдут, и мы их прижмем. Огонь открывать только после меня, понял?

Боец кивнул и тихонько проскочил в овраг.

Притянув к себе винтовку, вжал приклад в плечо и поймал в прицел идущего впереди группы поляка с блестящими серебряными полосками на погонах и автоматом в руках. Второй унтер с автоматом замыкал группу… Так, до моего, то есть первого, автоматчика метров семьдесят, может быть, восемьдесят. Рано… Они не плотной группой идут, надо пропустить, оказаться во фланге. Проходите, ляхи, проходите… Наконец я оказался во фланге. Прицел на минимальную дальность — тут прямой выстрел. Целюсь автоматчику в грудь.

— Не любил я вас, ляхи, и уж теперь точно не полюблю… — шепотом для самого себя произнес я. Глубокий вдох, медленно выдыхаю и плавно спускаю крючок.

Бах! Унтера крутануло и бросило на землю. Слева тут же щелкает два выстрела подряд, и падает второй автоматчик. Отлично! Откуда я стрелял, противники не заметили и открыли огонь по кустам слева и справа, считая, что укрыться я мог лишь там. С куста Петра посыпались листья и ветки, срубленные пулями. Козлы! Усталость в теле исчезла, а разум приобрел хладнокровный и кровожадный голос, затребовавший разделаться с ненавистными врагами. Перевожу прицел на крайнего поляка справа.

Бах! Промазал.

Бах! Конфедератка слетела с головы, и лях уткнулся лицом в траву. Готов!

Ой-ё!.. Рано радуешься, дурак! Прячься!

Пули уверенно стали вышибать передо мной фонтанчики земли. Пограничник несколькими выстрелами отвлек внимание на себя. Подходящий момент для смены позиции.

Нырнув назад в отрог, быстро отбегаю вниз, к оврагу, на ходу меняю магазин на полный. В стволе один патрон, в магазине пятнадцать. Все по уму. Метрах в пяти-семи от первой позиции заползаю в неглубокую рытвину и вновь готовлюсь стрелять. Вдох-выдох, выискиваю взглядом конфедератки, а их и нет. Интересно… Вместо рогатывок появились каски. Хитрые пшеки… Ага, зашевелились: в ответ-то стреляет всего один противник. Двое поляков привстали на колени и продолжили стрельбу.