Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У порога их уже поджидал конюх. Отдав ему коня, Март поспешил в укрытие.
Вытирая лицо рукой, он оглядел полутемный зал. Народа собралось совсем немного. Кучка местных крестьян, которые из-за грозы застряли здесь. Почтенная старуха в углу с мальчиком. Пара случайных путников, которым повезло оказаться здесь до дождя. И все.
Ну и хорошо.
Камин, разумеется, не горел, какой камин в конце мая. Тепла от кухни было более чем достаточно. Но как теперь сушить одежду? Хотя не сахарный, не растает.
Март взял на ужин бараньи ребра с луком, чесноком и зеленью, лепешку с сыром и подогретое вино. Не то чтобы он замерз, но и блюдо из пряной баранины не располагало к холодным напиткам.
Он не стал задерживаться в зале. Быстро съел свой ужин и поднялся в комнату. Она оказалась совсем маленькой, вмещала только узкую кровать, стол и табурет. Зато было еще окно, закрытое щелястыми ставнями, сквозь которые пробивались капли дождя и всполохи молний.
Он с удовольствием заснул под дробный перестук капель и громовые раскаты. И честно, от всего сердца пожалел тех, кому в эту ночь не удалось найти приют.
***
Утро было серым и влажным.
Март без вдохновения доедал хлеб и вареную говядину, когда появилась старуха. Она оглянулась и направилась прямо к его столу. Одежда ее и накидка были из дорогой ткани, сухие запястья украшали серебряные браслеты.
— Здравствуй, — сказала она.
Март поставил на стол кубок с вином и взглянул на незваную гостью.
— Мы встречались раньше, госпожа?
— Встречались, — бледные губы слегка улыбнулись, — одиннадцать лет назад.
Одиннадцать лет назад Марту было семнадцать. И он совершенно не помнил, где он мог видеть эту, тогда еще не настолько старую женщину.
— Я Этель Форис.
— Этель Форис, — усмехнулся Март, — сейчас всего…
— Двадцать семь лет.
— Именно.
— Мне двадцать семь.
Март долго смотрел на женщину. Допустим, она не сумасшедшая. Допустим, она не потешается над ним.
У Этель были волосы цвета спелой пшеницы. У этой совершенно седые.
У Этель были ярко-голубые глаза. У этой блеклые, будто подернутые дымкой.
У Этель была кожа, как белый шелк. У этой как мятый пергамент.
Но эта шея и поворот головы, движение кисти и разворот плеч. И еще родинка на левой скуле. Он не видел ее одиннадцать лет, но некоторые вещи невозможно забыть.
— Этель?
— Ты все-таки узнал.
— Что с тобой случилось?
— На мне проклятье. Я скоро умру от старости и немощи. Хорошо, что мы встретились сейчас, и мне не пришлось ехать к твоему замку.
— Ты направлялась ко мне?
— Да. С последней просьбой. Прошу, позаботься о сыне.
— Твоем сыне?
— Твоем сыне.
— Моем?
— Так уж случилось.
— Почему я узнаю об этом только сейчас?
— А зачем тебе было знать об этом раньше?
— Разве меня это не касается?
— Я не хотела портить тебе жизнь.
— А твоя жизнь, Этель?
— А моя жизнь была неплоха. Даже лучше, чем можно было надеяться. Когда мой грех стал заметен, братья отослали меня к тетке, с глаз долой. Она вдова, жила одна, сама себе госпожа. Приняла меня. Учила стрелять из лука и охотиться с собаками. Родился Арман…
— Так его зовут Арман?
— Да. И все было хорошо, если бы не та лисица.
Март допил вино, со стуком поставил кружку на стол. На знакомый звук тут же отреагировал хозяин «Мерлина».
— Желаете еще вина?
— Да, желаю. И кружку для леди.
— Один момент!
— Какая лиса? — вернулся Март к разговору.
— Обычная, рыжая. Белая грудка и кончик хвоста. Кто ж знал, что это сестра Агидели.
— Это еще кто?
— Агидель очень сильная ведьма. Ее сестра имела обыкновение прогуливаться в окрестных лесах в образе рыжего зверя. А я имела обыкновение ходить на охоту. И вот однажды мы с ней встретились. К несчастью.
Трактирщик принес две кружки горячего вина, осторожно поставил на стол и поспешно удалился.
Этель обхватила кружку ладонями, грея пальцы.
— Очень скоро Агидель нашла меня. Она забрала с моей руки браслет и сказала, что теперь я буду стареть за себя и за лисицу, у которой отняла жизнь.
Она сделала осторожный глоток. Вино было невкусным, но горячим, и это было приятно.
— Мне осталось недолго. Тетка не так давно оставила этот мир. Арману всего десять, он не может жить один. Пожалуйста, позаботься о нем.
Подло было спрашивать, но Март все же спросил:
— Это действительно мой сын?
— Когда увидишь его, ты убедишься, — улыбнулась она.
— Допустим, я заберу мальчика. А как же ты?
— Вернусь в теткин дом. Все будет хорошо. Слуги обо мне позаботятся.
— Тебя проводить?
— Не нужно. У меня еще достаточно сил.
— Где Арман?
— Думаю, он уже собрался. Сейчас пришлю его к тебе.
Этель сделала еще глоток вина. Потом решилась и коснулась пальцев собеседника. Он не отдернул руку.
— Прощай, Март, — сказала она.
— Прощай, Этель.
Она поднялась и ушла, стройная, как веточка. Седая, как луна. Он на мгновение вспомнил ее прежнюю, залитую жаркими лучами солнца. Беззаботную юную девушку.
Господи, ну какой еще, к черту, сын?
***
Март наблюдал, как седлают его коня. Ветерок, серый в яблоках жеребец, высокий и сильный, норовил прихватить зубами конюха за одежду. Тот лениво отмахивался. — Папа?
Март даже не понял, что обращаются к нему.
— Мы поедем на этом коне?
Он обернулся.
За спиной стоял мальчик, держа в руках дорожную сумку. И да, судя по всему, это действительно был его сын — не так много попадается людей с темно-пепельным цветом волос. На самом деле Март таких вообще ни у кого не видел. Кроме как у своего отражения в зеркале.
Мальчика пришлось посадить в седло перед собой. Разумеется, ни о каком галопе не могло быть и речи, Март уже смирился с тем, что придется ночевать под открытым небом. Ничего страшного. Ночи сейчас теплые. И волки ребенка не утащат. Хотя, возможно, хорошо, если бы утащили. Март представил лицо своей жены, когда он заявится домой с неизвестно откуда взявшимся сыном.
И, кстати, что дальше?
Признать Армана своим законным наследником? Тогда он становится первым в очереди, оттеснив остальных детей, рожденных в законном браке. Это не устроит никого, и особенно самого Марта.
Возможен вариант официального бастарда. То есть сын, но без права наследования.
Или лучше отдать его монахам на обучение. Даже если Арман не особо продвинется на церковном поприще, хотя бы до аббата дослужится. А свой аббат в семье никогда не помешает.
— Почему тебя