Подаюсь вперёд, обнимая Макса за шею, и теряюсь в родных объятиях. Серьезно, это то, что мне нужно всегда. То, чего всегда будет мало.

— Малышка, когда это ты стала такая рассудительная? — он падает на кровать, прижимая меня своим весом к матрасу, и я вдруг теряюсь, понимая, что впервые в жизни меня так будоражит это положение. Мы часто бесимся и по-всякому валяемся на диване, но первый раз у меня спирает от этого дыхание. Привет, гормоны.

— Я же уже не ребенок, Макс, — улыбаюсь, а вот он становится каким-то задумчивым. Рассматривает моё лицо, словно видит его в первый раз, щурится, а только и могу, что тонуть в его глазах, даже не пытаясь спастись. Не хочу.

— Взрослая малышка? — он улыбается, перекатываясь на бок, и я вздыхаю в облегчении. Он был слишком близко, это выше моих сил.

— А то, — смеюсь и тут же начинаю зевать. День выдался сложным, эмоциональным, и силы стремительно меня покидают. Не знаю, уже, наверное, часа три ночи, если не больше. Детское время кончилось, мне пора в кроватку и баиньки.

— Спать хочешь? — спрашивает Макс, когда я зеваю и только киваю в ответ. Он молча стягивает с кровати пушистый плед, укрывает нас и протягивает руку, молча предлагая мне лечь на его плечо.

— Ты со мной спать собираешься? — ну спасибо, конечно, но к ночи с ним я ещё не готова. Вдруг я храплю или слюни пускаю? Он же тогда вообще со мной общаться перестанет.

— А ты против? Половина Воронежа мечтает спать со мной, ты должна радоваться, — он смеётся, а я снова закатываю глаза. В который раз за последние полчаса?

— Вам, Максим Александрович, не помешало бы корону с головы снять, а то она на моей постели не помещается, придется вам на полу ночь проводить. Половая жизнь высшего уровня, м?

— Ой, ладно, малышка, ты же знаешь, я шучу.

Конечно, что только не скажешь, чтобы не спать на полу.

Я фыркаю, но все же устраиваюсь у него на груди, прикрывая глаза. В конце концов, кто я такая, чтобы отказываться от таких предложений, правда?

Не знаю, будем ли мы спать, или как раньше станем болтать до рассвета, но сейчас меня устроит любой вариант. Горло неприятно дерет, и я снова мысленно ругаю себя за идиотское поведение, но тут дверь в комнату медленно открывается, а уже через секунду Макс сползает на постели, оказываясь лицом на уровне моей груди, и накрывается пледом с головой.

Видимо, он и правда не очень хочет видеть ту белобрысую курицу.

Но на пороге появляется Тёма, который, на удивление, не забыл обо мне, и пришёл спросить, все ли у меня в порядке.

Я смеюсь как ненормальная, когда Макс вылезает из-под пледа со взъерошенными волосами, а Тёма хмурится, пытаясь понять, как ему реагировать на всю эту картину. Тимофеев прыскает со смеху, понимая неоднозначность положения, а я пытаюсь не выдать своих мурашек от такой неожиданной близости с этим дураком.

— Тимофеев, — начинает серьёзно Тёма, нахмурившись, — ты в курсе, что возраст согласия в нашей стране — шестнадцать?

— В курсе, — кивает Макс, и я краснею, как помидор. Приехали.

— А ей пятнадцать, помнишь?

— Помню, — опять кивает, едва сдерживая хохот. — Обещаю, как порядочный человек, жениться и умереть в один день. А теперь выйди, не мешай нам делать тебе племянников.

Тёма как под гипнозом кивает и реально выходит из комнаты, пытаясь переварить, что за информацию ему только что преподнесли, но уже через секунд сорок, когда мы катаемся по кровати, умирая от смеха, Тёма заваливается в комнату и начинает орать на Макса за идиотские шутки. А что, по-моему, весело.

— Ладно, Тём, это была шутка, мы просто болтаем.

— Ладно, — Артём хмурится, но послушно выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь.

Макс снова укрывает нас пледом, укладывает мою голову на свою грудь, и тихо шепчет в макушку:

— Спокойной ночи, малышка.

Я в раю, да?

4. Я в раю

Похоже, я и правда в раю. Макс засыпает первым, размеренно дыша мне в макушку, а я могу без зазрения совести вдыхать аромат его парфюма и глупо улыбаться. Чувствую себя влюблённым подростком из сериалов. А хотя, подождите-ка… Я и есть влюбленный подросток. Вот только нифига не из сериалов, а из Воронежа, но вот совершенно не против стать героиней какого-нибудь сериала из списка мною просмотренных.

Я довольно долго не могу уснуть, наслаждаюсь своим положением. Ещё никогда близость Тимофеева не приводила в такой восторг. Потому что детская влюбленность все же отличается от осознанной. И да, это осознанно, потому что я совершенно не такая, как многие мои тупые ровесницы, которые ни о чем, кроме как о красивых мальчиках из "ТикТока", думать не могут. Я, в свою очередь, думаю о взрослых мужиках из сериалов. И о Максе.

Видимо то, что я по большей части с самого рождения общалась с довольно взрослыми людьми, помогло мне стать взрослым рассудительным человеком к пятнадцати годам. Ладно, может, не таким уж и рассудительным, но поговорить со мной точно есть о чем, я знаю. Даже папа гордится тем, что его дочь, хоть и красит волосы в розовый, при этом не разговаривает как кукла Барби.

Вскоре Морфей утаскивает меня мягкими лапами за собой, благо из объятий Макса для этого выныривать не приходится.

Сквозь пелену сна я размыто слышу чьи-то визги, а потом над ухом звучит раздраженный голос Макса:

— Лика, свали отсюда! Ты не видишь, что мы спим?

Улыбаюсь даже сквозь сон и снова засыпаю, кажется, прижавшись к Максу ещё крепче. Он ведь действительно мог спокойно уединиться с ней хоть в ванной и провести вечер и ночь очень… приятно, но остался обнимать меня во сне. Это ли не прекрасно?

Мне снятся единороги, ромашковое поле и Макс, который развалился среди цветов и смотрит на меня, улыбаясь. Я бегу, падаю в ромашки рядом, а он поворачивается ко