Хрипы, фырканье, электронный писк, солнечные вспышки «бумерангового модерна» и «Флэша Гордона» парят всю ночь напролет над клубящимися звуками «херня-херня» и тарахтением пожилых дам за игральными автоматами — пока не наступает половина восьмого утра и я не принимаюсь наблюдать за тем, как пятеро мужчин за зеленым столом увлеченно играют в покер. Они ловко вставляют себе в ладони игральные карты и с прищуром разглядывают значки, складывая губы в точности так же, как Конрад Вейдт в форменном мундире, разглядывающий закодированное сообщение из штаба СС. Большой Сид Ваймен, азартный игрок с солидным стажем из Сент-Луиса, сидит там же, и его глаза после целой ночи за покерным столом напоминают два яйца-пашот с выгравированной на них дорожной картой Западной Виргинии. Шестидесятилетний житель Чикаго Томми Харган располагается рядом — небольшой хохолок седых волос зализан назад на розовом черепе, а перед его по-стариковски впалой грудной клеткой высится целая гора фишек. Там же сидит и шестидесятидвухлетний житель Далласа Макси Уэлч, жирный и флегматичный, как властелин Индийского океана. Две большие шишки из Лос-Анджелеса вовсю выдыхают во мрак дым зеленоватых, как свечи, сигар. Все выглядит как идеальная сцена времен Звездного Часа в любой задней комнате, «атлетическом клубе», заведении для снукера и непрерывного покера в истории высших представителей люмпен-буржуазии. Но что же все это собой представляет? Сбоку, у кафедры, сидит безупречное маленькое создание с пышной прической и такой чистой кожей, как будто ее каждое утро полируют ротационным буфером. Перед ней на горячей спирали стоит шаровидный кофейник. Единственной задачей миниатюрной девушки является подогревать игроков в покер очередной чашкой кофе. Тем временем лакеи в совершенно неотличимых на вид ливреях целеустремленно шастают неподалеку, готовые принести пятерым ловцам Звездного Часа все, что они только могут пожелать — сигареты, выпивку, салфетки, чистые тряпицы для протирания очков, переносные телефоны. Со всех сторон от покерного стола на почтительном расстоянии в десять футов стоит изгородь из наиболее деликатных золотистых штакетин. Из-за нее даже в этот нарколептический час суток стройные мужчины и женщины в своей лучшей одежде уважительно наблюдают за схваткой титанов. Вся сцена представляет собой «заколдованный круг» в казино отеля «Дюнс». Как знают (или, по крайней мере, считают) решительно все присутствующие, эти сказочные мужчины играют с начальными ставками в пятнадцать-двадцать тысяч долларов. Всего лишь одна фишка стоит сто долларов. Жвала медленно разеваются по мере продвижения баталии. И теперь Сид Ваймен, также являющийся заместителем директора отеля «Дюнс», оказывается у небольшого секретера внутри золотистой изгороди, подписывая целую пачку подтверждающих документов на суммы вроде четырех с половиной тысяч баксов. На каждом документе деловой чековой машинкой Берроуза отпечатаны тяжелые мондриановские цифры. Все выглядит так, словно американских азартных игроков высшего калибра неким образом похлопали по плечам, посвятили в рыцари, произвели в члены новой аристократии.

В полном соответствии с мечтами Багси Зигеля Лас-Вегас стал американским Монте-Карло — без всякой неизбежной упаковки его представителями высшего класса из казино Ривьеры. В Монте-Карло по-прежнему царит роскошная старомодность благородных львов XIX столетия — барона Блейхродена, великого победителя за рулеткой, который всегда говорил: «Мои дорогие друзья, совсем не так просто ставить на черное». Или лорда Джерси, выигравшего семнадцать максимальных ставок подряд (на черном, между прочим), который затем повернулся к крупье, сказал: «Премного обязан, старина», — забрал свой выигрыш в Англию, вернулся в родную страну и больше никогда в жизни не баловался азартными играми. Или старого герцога де Динка, который утверждал, что может выигрывать только в благородном клубе «Приве». Заполучив однажды вечером очень приличный выигрыш, этот самый герцог заметил, как двое англичан, разинув рты, глазеют на его богатство, после чего отдал им все тысячефранковые расписки, какие только имелись у него на руках, и сказал: «Вот, Англичане без денег — вещь достаточно одиозная». Тысячи европейцев низшего порядка теперь располагают достаточными средствами, чтобы отправиться на Ривьеру, однако они так и остаются под освященным столетиями покровом аристократии. В Монте-Карло по-прежнему в ходу «неверные вилки», «дефектные акценты», «бедный пошив», «несуразные демонстрации», «богатые выскочки», «культурная скука» — понятия, неизвестные в Лас-Вегасе. В честь величественного открытия Монте-Карло как курорта в 1879 году архитектор Шарль Гарнье спроектировал оперный театр для «Пласе дю Казино», а Сара Бернар прочла символическую поэму. А в честь дебюта Лас-Вегаса в 1946-м Багси Зигель нанял Эбботта и Костелло. В каком-то смысле это довольно многое вам объясняет.

А теперь я нахожусь в кабинете Мейджора Э. Риддла — президента отеля «Дюнс». Президент аккуратно зачесывает назад волосы и носит на мизинце массивное золотое кольцо с утопленным в нем бриллиантом. Как и всюду в Лас-Вегасе, здесь кто-то включил кондиционер на такую мощь, чтобы это непременно запомнилось как особый стиль кондиционирования воздуха в Лас-Вегасе. В половине пятого Риддл должен явиться к доктору по поводу какого-то там прыща у него на шее. Мод Макбрайд, его секретарша, держит голову пониже и усиленно растирает загривок. Ли Фишер, местный пиарщик, и я время от времени крутим головами, дабы суставы совсем не застыли. «Стардаст» купил и импортировал версию представления «Лидо де Пари», так что теперь зрелище всех тех покрытых блестками гусиных потрохов, розовеющих на ногах фламинго, воспламеняет туристов. «Тропикана» ответила на такой откровенный вызов «Фоли Берже», «Нью-Фронтир» вставил в свой репертуар «Пари О-ля-ля», «Гасьенда» ухватилась за кукольное шоу «Ле Пупес де Пари», а «Силвер Слиппер» призвал на помощь Лили Сент-Сир, стриптизершу, которая, хоть и с натяжкой, могла сойти за француженку. Таким образом «Дюнc» купил третье и последнее из всех великих парижских девичьих шоу, «Казино де Пари».

— И мы намерены устроить там такое, — говорит Ли Фишер, — чего они ни в жизнь не превзойдут. В этом городе приходится двигаться вперед не иначе как колоссальными шагами.

Колоссальными? Но насколько? Красота шоу «Казино де Пари» в отеле «Дюнc» окажется такой, что оно уже будет находиться по ту сторону искусства, по ту сторону танца, по ту сторону спектакля, даже по ту сторону приятно возбуждающего мелькания паха. «Казино де Пари» станет чем-то поистине чудовищным в американском исчислении — чем-то вроде космического проекта «Меркурий».

— Одно это шоу будет обходиться нам в два с половиной миллиона долларов в год плюс полтора миллиона на производство, — говорит тем временем Мейджор Э. Риддл. — Одни только костюмы станут чистой фантастикой. Там будет более пятисот этих самых костюмов и… в общем, они станут чистой фантастикой. А этот аппарат… к тому времени, как мы закончим расширять сцену, этот аппарат обойдется нам в двести пятьдесят тысяч.

— Аппарат?

— Да. Шон Келли занимается обустройством сцены. Все декорации будут электронным образом двигаться прямо у вас на глазах. Раньше Келли работал с этим малым по имени Ллойд Райт.

— С Фрэнком Ллойдом Райтом?

— Вот именно. Келли обустраивал сцену для «Блица». Вы ее видели? Просто фантастика. Одна сплошная электроника. Аппарат сейчас сооружают для нас в Глазго. Это в Шотландии. Со дня на день его нам сюда переправят. Он движется по всей округе, создает дым и разные там спецэффекты. У нас будет все на свете. С его помощью можно даже устроить на сцене бомбардировку. И зрители наверняка подумают, что весь театр вот-вот взорвется ко всем чертям. Этот аппарат придется программировать. Для того чтобы его соорудить, приходится использовать тот же самый механизм, при помощи которого сварганили «Молниеносную Ракету». Он называется «Цельсон» или что-то в таком духе. Вот какая сложная вся эта ерундовина. Приходится мастрячить примерно то же самое, что и «Молниеносная Ракета».