— Звучит неплохо. — Гарри покончил со своим яблочным пирогом, удовлетворенно вздохнул и откинулся на спинку стула, закуривая. — Как ты думаешь, сколько нам туда добираться?

— Как повезет — вдруг кто-нибудь согласится нас подвезти. Я иду по ночам. Так безопаснее. Хиппи — те путешествуют днем. Передвигаясь по ночам, мы сможем избежать столкновения с ними, но вероятность, что нас кто-то подвезет, уменьшается. Я бы сказал, дня три в случае удачи, и четыре — если не повезет.

— Ну что ж, я не тороплюсь, — сказал Гарри. — Мысль идти ночью мне нравится… не так жарко. Я наверняка сегодня обгорел.

— Ну вот. Ночью можно идти быстрее, больше пройдем. Слушай, а что, если выйти завтра вечером, около семи? Мы можем тут переночевать, спокойно переждать день, а потом всю ночь идти.

Гарри кивнул. Идея ему нравилась. Он отодвинул стул и встал:

— Я сейчас с девушкой все обговорю.

Он подошел к бару, где Мария мыла стаканы.

— Мы решили выйти завтра вечером. Вы и ваш отец не будете против? — спросил он.

— После всего, что вы для нас сделали, — серьезно сказала Мария, — мы не можем быть против. Если вам двоим нужна ванна, вода горячая… если что-нибудь еще надо, только попросите.

— Ванна — это было бы неплохо.

— Я пойду постелю вам. Вы сейчас будете ванну принимать?

— Почему бы нет? Я поднимусь с вами.

Он подошел к Рэнди, собиравшемуся приступить к свиным отбивным, которые Морелли принес из кухни, сказал, что идет принять ванну, и распрощался до утра.

Морелли снова пожал Гарри руку и снова поблагодарил за спасение ресторана. Он наблюдал, как Гарри поднимается с Марией по лестнице.

— Вот это человек, — обратился он к Рэнди. — Вот такого сына я бы хотел.

— И вы правы, — ответил Рэнди и занялся своей отбивной.

Когда Морелли вернулся на кухню, Рэнди перестал есть, и на его лице появилось задумчивое выражение. Вдруг Соло не примет этого парня на работу? — подумал он. Пару раз Соло упирался как осел, и переубедить его было просто невозможно. В конце концов, возразил сам себе Рэнди, Гарри спас его жизнь и его гитару. Лучше проверить.

Завершив трапезу, он закрылся в телефонной будке и набрал номер ресторана Соло. Он попал на Джо, бармена-негра, — тот сказал, что Соло нет.

— Важное дело, Джо. — Рэнди аж заерзал от нетерпения. — Как ему позвонить?

Джо дал ему загородный номер телефона.

— Где это, бога ради? — поинтересовался Рэнди, выцарапывая номер ногтем на стенке.

— Не знаю, — сказал Джо. — Это только для особо важных случаев.

Рэнди повесил трубку, положил в автомат еще монеты, потом набрал номер.

Глубокий хрипловатый голос Соло произнес:

— Да… эй? Кто это?

— Помните меня? — сказал Рэнди. — Рэнди Роуч. Я направляюсь к вам. Я нашел для вас спасателя, Соло… олимпийского чемпиона. Так вот, слушайте…

Они шли уже около трех часов.

Луна, висевшая в безоблачном небе, подчеркивала черные тени и резко высвечивала белую пыльную дорогу. Воздух был тих и душен, по обе стороны дороги плотной черной стеной высились непроходимые заросли деревьев.

Они шли молча. Гарри немного впереди; оба были заняты своими мыслями, но чувствовали присутствие друг друга.

Они вышли из Йеллоу-Экрз в начале восьмого, вечером. Каждый получил большой сверток — Морелли сказал, что если они проголодаются в дороге, то смогут заморить червячка. После долгих рукопожатий Гарри обещал заглянуть на обратном пути.

Сейчас он думал о Марии, сравнивая ее с девушкой, с которой он провел две ночи в Нью-Йорке, — та называла его исключительно голубком, не вынимала изо рта сигареты, даже занимаясь любовью, и была набита надоевшими проблемами, как стручок горошинами. Он вспомнил непринужденность Марии, ее простоту. Может быть, подумал он, и у нее были проблемы, но она не выставляла их напоказ. Он потер шею, продолжая размышлять. Сейчас такое время, что проблемы есть у всех. Дело все в том, как ты с ними справляешься. Некоторые могут их разрешить сами, другие должны говорить о них, третьи не могут о них не говорить. Для него делом чести было не приставать к окружающим со своими заботами. Он с сожалением прищурил глаза. Проблем было множество, но думать о них не хватало времени. У него развился некий внутренний механизм, контролирующий мысли. Не думать о трех годах Вьетнама. Не думать о неудавшейся личной жизни, о той злополучной игре, в которой он, как идиот, продул на корабле почти все деньги, заработанные в армии. О да, проблем было множество, но сейчас не время о них думать. В конце концов, работа в ресторане, кажется, — дело надежное. Рэнди сказал, что звонил в ресторан Соло, и тот весьма заинтересовался…

Внезапно Рэнди произнес:

— Еще пара миль — и мы выйдем на шоссе. — Он замолчал, глядя на освещенные луной часы. — Половина одиннадцатого. Бесполезно ждать, что кто-нибудь подвезет. — Он поравнялся с Гарри. — Сейчас, по идее, никого на шоссе нет.

— Как твоя голова? — спросил Гарри.

— Нормально… болит немного, и кровоподтек остался, но нормально. — Рэнди с любопытством взглянул на него. — Я никак не могу опомниться… как ты с этими ребятами расправился. Ты ему руку сломал… ты знаешь, да?

— Тебя это волнует? — В голосе Гарри внезапно зазвучал металл.

— Нет. Меня не волнует… но… рука-то сломана.

— Так, значит, тебя это волнует. Ты в армии был?

— Я? — Рэнди шутливо ужаснулся. — Ни в коем случае! Я сжег повестку. Чтобы меня запихнули во Вьетнам?!

— Кто-то был должен туда попасть.

— О'кей… не я же.

— А что в тебе такого особенного?

— Не собираюсь ишачить на какого-нибудь старого борова, имеющего надо мной власть. В призывной комиссии — сплошные старые свиньи, которые просто обделаются, если их самих туда пошлют. Так какое у них право посылать туда меня?

Гарри засмеялся:

— Что-то в этом есть. — Какое-то время он шел молча, потом отрывисто сказал: — Если б я знал, что меня ждет, я бы тоже сжег повестку, но тогда мне показалось, что это неплохая идея… выход.

— Выход… Откуда? — с любопытством спросил Рэнди.

— Из разных ситуаций.

— Есть миллион вариантов выйти из трудного положения, не отправляясь во Вьетнам.

— Они-то не будут ласковы с тем, кто косит от армии.

— Пусть сначала найдут, — самодовольно заявил Рэнди.

— С чего ты взял, что они тебя не найдут?

— Пока не нашли. Я огорчаюсь, когда что-то уже произошло, а пока все нормально.

— Например, когда я сломал руку этому засранцу?