Дверь хлопнула, я усмехнулась и побежала вниз.Ну и чудесно все складывается! Пусть Борис Львович преспокойненькоразвлекается. Кажется, моя миссия подходит к концу. А где доказательства,спросите вы. За этим дело не станет. В мастерской художника на полкахтомится целая куча всяких предметов – глиняные вазы, гипсовые уши,керамические фигурки. Одна из чашек, стоящая среди десятка себе подобных, непростая. Это очень хитрый фотоаппарат. Рассчитан он на сутки работы. Один раззаводите механизм – и дело с концом. Один раз в установленное времякрохотный затвор неслышно щелкает, и на пленке остается компрометирующий кадр.Впрочем, режим работы камеры можно предусмотреть любой. Сегодня после завтракая установила его на шесть часов, а съемка будет проходить через каждыепятнадцать минут. Надеюсь, что Борис Львович не потащит любовницу в спальню, даи незачем ему это делать – в мастерской стоит такая удобная двуспальнаятахта…

Радостно насвистывая, я добралась до метро.Отлично все складывается, использую образовавшийся в работе перерыв на всюкатушку.

Прикупив на дешевом Киевском рынке кучувкусностей, я помчалась домой, сейчас побалую своих славным обедом.

Кирюшка и Лиза гуляли с собаками. С нашейстаей непросто. Если выходить с псами по одному, то как установить очередь?Оставшиеся дома от злости и негодования обязательно набезобразничают. Поэтомупрогулка превращается в целое представление. Кирюша, как самый сильный, беретсемидесятикилограммовую Рейчел, Лиза прихватывает Рамика и Мулю, Ада гуляет безповодка, она послушная и довольно трусливая. При малейшем шорохе прижимается кземле и трясется. Ей и в голову не придет шмыгнуть в дырку под забором иулепетнуть от хозяев. Правда, Рейчел тоже послушна и спокойна, зато Рамик иМуля настоящие пройды. Стоит расстегнуть ошейник, как один моментальноиспаряется в неизвестном направлении, а вторая пулей летит к мусорным бачкам ибыстро-быстро сжирает все, что вывалилось из них на землю. Только не подумайте,бога ради, будто мы морим ее голодом. Тучная Мулечка ест три раза в день, хотясобачек ее возраста принято кормить дважды.

– Лампуша пришла! – завопилувидевший меня Кирюша.

Рейчел медленно подняла морду, Ада тихоньковзвизгнула, а Муля и Рамик яростно заскребли лапами, пытаясь кинуться мне нашею.

– Поставь сумки, – крикнулКирка, – я донесу!

Он побежал мне навстречу, Рейчел ленивотрусила рядом. Лиза тоже обрадованно улыбнулась и кинулась наперерез мальчику.Впереди, натянув поводки, галопировали Муля и Рамик, все они неумолимоприближались друг к другу.

– Эй, – попыталась я остановитьих, – потише, сейчас упадете.

Но мое предупреждение прозвучало слишкомпоздно. Все произошло мгновенно и почти бесшумно, словно в немом кино. ВнезапноМуля совершила настоящий хоккейный подкат под Кирюшку. Чтобы не наступить сразмаха на жирненькое тельце мопсихи, мальчик перепрыгнул через нее и тут жеспоткнулся о поводок Рамика.

– Осторожно! – заорала я, ноопоздала.

Кирюша шлепнулся на обледенелую землю, недобежав до меня двух шагов. Я кинулась его поднимать. Но сначала пришлосьотпихнуть яростно радующихся Мулю, Аду и Рамика. Рейчел, если она не желаетдвигаться, стронуть с места невозможно, поэтому через нее я просто перепрыгнула.

Кирюшка сидел, как-то странно вытянув руку.

– Больно, – прошептал он.

Я взглянула в его побледневшее лицо и поняла,что, очевидно, больно ужасно, Кирюшка находился на грани обморока.

Дома мы с Лизой аккуратно стащили с негокурточку и увидели, что рука от запястья до локтя угрожающе раздувается простона глазах. Огромный синяк проявился тоже мгновенно. Только что кожа была чутьрозоватой, через секунду покраснела, потом посинела.

– Немедленно в Филатовскуюбольницу, – скомандовала я.

Кирюшка покорно кивнул, а Лиза заревела.

– Не плачь, Лизавета, – бодрым тономпроизнес Кирка, – и не больно совсем, зато теперь в школу не пойду,каникулы!

Я хмыкнула и понеслась в спальню, чтобыдостать из шкафа деньги. Страховая медицина, конечно, хорошая штука, но,думается, приятно хрустящая бумажка обяжет доктора быть повнимательней.

В спешке роняя на пол постельное белье, явытащила припасенную заначку и услышала легкий стук. На балконе вновь стоялакенгуру.

– Пошла прочь, – велела я, – недо тебя, ей-богу.

В Филатовской больнице нам незамедлительнопоставили диагноз – перелом, по счастью, самый обычный, закрытый, безсмещения. Толстая медсестра ловко наложила гипс и вручила мне «Памяткуродителям по уходу за ребенком с травмированными конечностями».

– Дай сюда, – попросил Кирка ивырвал из моих рук желтоватый листочек. – Ой, Лизка, глянь, кайф! Щадящийрежим, диета обычная и никакой школы!

Я заглянула в «Памятку».

– Э, нет, дружок! Тут сказано –«дети с травмированными нижними конечностями занятий не посещают». У тебяпострадала верхняя.

– Ну, Лампуша, – заныл Кирка, –хоть один денечек завтра!

Не в силах отказать, я согласилась:

– Хорошо, но только завтра.

– Клево! – завопил Кирка и тут же,поскользнувшись, рухнул на асфальт прямо у будки охранника, стерегущего въезд вФилатовскую больницу.

– Давай, парень, – одобрилсекьюрити, – теперь весь поломайся! Будет у тебя не только бриллиантоваярука, но и костяная нога.

– Кирюша! – в один голос закричалимы с Лизой.

– А чего, – забормотал он, – иничего, подумаешь, упал!

– Проснулся, а там гипс, – радовалсясторож.

– Держи его со здоровой стороны, –велела я Лизе и посмотрела на часы.

Полседьмого! Пора на работу. Нет. Большеникогда не буду врать ничего, что связано со здоровьем. Стоило придумать проперелом – и вот он, пожалуйста, в наличии.

Когда мы добежали до метро «Маяковская», яспросила:

– Сами домой доедете?

– Без проблем, – ответила Лиза.

Но Кирюша горестно вздохнул и проныл:

– Рука болит, жуть.

– Ничего, миленький, – попыталась яутешить неудачника, – выпей анальгин, скоро успокоится.

– Прикинь, какое горе, – стоналКирка, – рука-то левая! И мне кажется, что боль пройдет, если мы сЛизаветой съедим по булочке вот отсюда!