Нет, мыши были ему по фигу. Фарли нужен был «снежок». Чистый, белый-белый, похожий на ледяные кристаллики «снежок» с Гавайев, а не серое дерьмо, которое продавали в городе. «Снежок», а не грызуны — вот что беспокоило его каждый божий час.

Проходя мимо прилавка со сверлами, ножами и прочей мелочевкой, Фарли заметил, что за ним следит продавец в красном жилете. Можно подумать, здесь было что красть. Оказавшись в секции ванных комнат, он увидел в зеркале свое отражение, и оно его ужаснуло. Наркотические гнойнички на лице распухли и чесались, а это был верный признак отравления амфетамином. Как и все наркоманы, он обожал сладкое и конфеты. Зубы у него потемнели, два коренных временами беспокоили. А волосы! Он забыл причесаться, и они торчали безжизненными спутанными вихрами, намекая на недостаточное питание и опять-таки выдавая в нем давнего курильщика «снежка».

Фарли повернулся к продавцу в красном жилете, спортивного вида азиату, немного моложе его. «Наверное, мастер каких-нибудь идиотских боевых искусств», — подумал он. Если корейский квартал будет расти такими же темпами, тайские рестораны станут открываться на каждой улице, а филиппинцы — выносить ночные горшки в каждой бесплатной больнице, эти пожиратели собак, пожалуй, скоро будут управлять муниципалитетом.

Но если подумать, это лучше, чем нынешний мексиканский козел, сидящий в кресле мэра и убеждающий Фарли в том, что население Лос-Анджелеса скоро будет на девяносто процентов состоять из мексиканцев вместо теперешних пятидесяти. Так почему бы не вооружить узкоглазых и мексикашек ножами и ружьями, чтобы они мочили друг друга? Фарли считал, что так и должно быть. А если ниггеры из южного пригорода начнут переезжать в Голливуд, он продаст дом и переберется в глубь пустыни, где так много нарколабораторий, что полицейские перестанут ему досаждать.

Фарли решил не терять больше времени и направился к полкам с мышеловками и крысиным ядом, а продавец-азиат подошел к нему и спросил:

— Я могу вам чем-то помочь, сэр?

— Я что, выгляжу так, будто нуждаюсь в помощи? — осведомился Фарли.

Азиат оглядел его грязную футболку и замасленные джинсы и сказал с легким акцентом:

— Если в доме крысы, то вам нужны пружинные мышеловки. Клеевые хороши для мышей, но более крупные грызуны могут освободиться от клеевой подушки.

— Ну-у, у меня в доме нет крыс, — сказал Фарли. — А у тебя? Или вы их едите вместе с бродячими собаками, которые случайно забегают во двор?

Неулыбчивый азиат решительно подступил к Фарли, и тот взвизгнул:

— Только попробуй дотронуться, и я засужу тебя и весь твой гребаный магазин! — Потом он поспешно повернулся и бросился к полкам с чистящими растворами, где схватил пять банок пятновыводителя.

Подойдя к кассе, Фарли пожаловался испуганной молоденькой кассирше, что во всем Лос-Анджелесе не осталось англоговорящих мужиков, способных оттрахать Кортни Лав так, чтобы она получила удовольствие.

Фарли вышел из магазина и пошел домой пешком, потому что у его дерьмовой «тойоты» спустило колесо, а чтобы его залатать, нужны были деньги. Добравшись до дому, он отпер дверной засов передней двери и вошел, надеясь, что его единственной квартирантки нет дома. Это была очень худая женщина с гладкими черными волосами, собранными в пучок на затылке. Она была на несколько лет старше Фарли, хотя разницу в годах было трудно заметить. Эту нищую бездомную наркоманку Фарли окрестил Олив Ойл — по имени персонажа из комиксов о Попае.

Он свалил свои приобретения на кухонный стол и решил вздремнуть хоть часок, поскольку знал, что один час — это все, на что он мог рассчитывать. Потом глаза откроются, и он больше не заснет. Как и все амфетаминщики, он иногда не спал по нескольку дней и коротал время, ремонтируя побитую «тойоту» или сидя перед телевизором с видеоигрой, в которой мочил видеокопов, не дававших ему угнать «мерседес». Иногда он так и засыпал перед телевизором, не отрывая пальцев от пульта.

Но ему не повезло. Не успел Фарли упасть на незаправленную постель, как услышал, что в дом с заднего крыльца вошла Олив Ойл. Боже, какая тяжелая походка у этой тощей женщины! Ирландские народные танцы и то производили меньше шума. Он вдруг забеспокоился, не подхватила ли она гепатит. О Господи! А может, у нее СПИД? Он никогда не кололся общим шприцем в тех редких случаях, когда вводил «снежок» под кожу, но она, вероятно, так и делала. Он поклялся, что не будет больше ее трахать — только даст в рот, когда ему приспичит.

— Фарли, ты дома? — раздался дрожащий тонкий голосок.

— Дома, — ответил он. — Мне нужно вздремнуть. Олив. Погуляй пока, ладно?

— Мы сегодня работаем, Фарли? — Она вошла в спальню.

— Да, — сказал он.

— Хочешь, сделаю массаж? Поможет тебе уснуть.

Господи, ее амфетаминовые гнойнички еще хуже, чем у него, словно она чесала их садовыми граблями. У нее, кроме того, не хватало трех передних зубов. Когда она умудрилась потерять третий? Как получилось, что он не заметил этого раньше? Сейчас она казалась такой же тощей, как Мик Джаггер, только старше.

— Нет, мне не нужен массаж, — сказал он. — Поди поиграй в видеоигры или займись еще чем-нибудь.

— Знаешь, по-моему, у меня появился шанс подработать, — сказала она. — Я познакомилась с одним парнем в «Тако у Пабло». Он подбирает актеров для массовок. Сказал, что ищет людей моего типа. Дал мне свою визитку и велел позвонить в понедельник. Разве не здорово?

— Да, круто. Что они собираются снимать? «Ночь живых мертвецов», часть вторая?

Не обращая внимания на колкость, Олив продолжала:

— Потрясающе, да? Я буду сниматься в кино. Правда, это может быть телешоу или что-нибудь в этом роде.

— Совершенно потрясающе, — сказал Фарли, стараясь не раздражаться.

— Он может оказаться бабником, которому нужно только одно — снять с меня трусики, — предположила Олив с беззубой улыбкой.

— Голливудские донжуаны тебе не грозят, — пробормотал Фарли. — Глаз положить не на что. А теперь уматывай отсюда.

Когда она ушла, ему действительно удалось заснуть, и он видел сон: как будто играл в баскетбол в спортивном зале голливудской средней школы и трахал телку из группы поддержки, которая всегда его отшивала.

У Тедди Тромбона сегодня выдался удачный день на Голливудском бульваре. Конечно, с прежними деньками не сравнить. Когда у него еще был свой тромбон и он исполнял джазовые хиты так же хорошо, как и черные джазмены, с которыми он играл в ночном клубе на углу Вашингтон-авеню и бульвара Ла-Бри сорок лет назад, когда стиль «кул» был на пике популярности.

В те дни негритянская аудитория была самой благодарной и относилась к нему как к своему. Надо сказать, что он действительно получил свою долю «шоколадных цыпочек», прежде чем его доконали «травка», «колеса» и алкоголь. Он сотню раз закладывал свой инструмент и в конце концов продал его. Тромбон приносил ему достаточно денег, чтобы уходить в запой на неделю или около того, если ему не изменяет память. А Тедди не пил всякую дрянь. Тогда он покупал только хорошее виски, которое золотистым потоком лилось в горло и согревало изнутри.