Тут в машине ожила рация. Шериф снял с держателя микрофон:

– Да, Толстяк, слушаю.

– Сэр, тут на Линкольн-стрит, около автобусателефонистов… тут… тут…

Обычно невозмутимый помощник буквально срывался на крик.Чтобы довести его до подобной истерики, требовалось нечто воистинуэкстраординарное.

– Ясно, Толстяк, скоро буду, – твёрдо сказалМак-Рилли в эфир. Врубил четыре ярких прожектора на крыше джипа и тронултяжёлую машину с места.

Мощные фары выхватывали впереди только белую колышущуюсястену. Джип двигался со скоростью контуженной улитки и прибыл на место толькоминут через двадцать, и то больше благодаря инстинкту водителя, знавшего свойгородок наизусть. Мак-Рилли затормозил, буквально упёршись бампером в красныймикроавтобус, и вылез в снежную круговерть. Прикрывая лицо рукавом, он медленнодвинулся в направлении зажжённых огней машины помощника, едва различимых замутной мчащейся пеленой.

Примерно на полпути, у открытого люка, в свете фар он увиделодетые в кроваво-красные комбинезоны тела ремонтников из телефонной службы.Именно тела. Они лежали на снегу лицами вверх, да не просто лежали, авыгибались дугой, как в приступах эпилепсии. Мак-Рилли подскочил к ближайшемуиз них и попытался придержать его голову, бешено колотившуюся о занесённыйснегом асфальт…

И тотчас понял, что невероятная погода и чудеса сэлектричеством были ещё, как говорится, цветочками.

Пальцы шерифа вдруг ощутили вместо нормальной человеческойплоти что-то аморфно-мягкое, словно он держал в руках не голову собрата повиду, а сдутый футбольный мяч. Тут уж не помогла никакая выдержка – Мак-Риллиотдёрнул ладони и отшатнулся.

Почти тотчас же Джонсон по прозвищу Толстяк, склонившийсянад другим телефонистом, дико вскрикнул и, не отрывая взгляда от лицалежавшего, истошно заорал:

– Сэр, смотрите, он же стареет!..

Шериф посмотрел… Лицо несчастного в самом деле стремительноизменялось. Вот оно покрылось сетью глубоких морщин, потемнело, сморщилось…Мак-Рилли покосился на другого телефониста и увидел, что и с ним произошло тоже – за неполную минуту человек превратился в столетний иссохший труп. Не всилах поверить увиденному, шериф коснулся плеча мумии, обтянутого ярко-краснымновеньким комбинезоном… и даже сквозь завывание ветра услышал шорохрассыпавшихся костей. Ещё через секунду послышались звуки несколько иного рода.Это неудержимо тошнило Джонсона, явно не вынесшего обилия впечатлений. А ведь«индейское лето» ещё только начиналось… Мак-Рилли мрачно глянул в сторонуТолстяка и, отвернувшись, сплюнул. С помощниками ему не везло постоянно.

Есть такой фантастический рассказ… Где-то в очень дальнемкосмосе сидит в закупоренной капсуле астронавт. Капсула полностью автономная,воздух регенерируется, запас пищи неиссякаемый. Астронавт, прошедшийвсевозможные тесты на психическую устойчивость, следит за локаторами,настроенными уловить приближение флота враждебных (а какими ещё они могут быть,по мысли фантаста?) пришельцев. Следит и следит… вот уже двадцать лет. Все книгидавно выучены наизусть, все убогие развлечения, предоставляемые компьютеромкапсулы, надоели до сумасшествия, а смены нет и не будет – слишком великорасстояние до Земли. И даже связи ему не положено, бедолаге, чтобы не нарушитьсекретность. И вот наконец локаторы выдают заветный сигнал: явились, голубчики,не запылились! И астронавт нажимает большую красную кнопку, и его ликованиеневозможно передать никакими словами, хотя он вполне понимает, что злобныепришельцы его капсулу сию минуту спалят…

Вот так примерно чувствовал себя Джон Мак-Рилли, шерифтихого американского городка, когда стоял на Линкольн-стрит, превращённой варктическую тропу, и, держа в руке мобильник, собирался вызывать федералов.

Может, мы обидели кого-то зря,

Сбросив пару лишних мегатонн.

Над Пекином белый гриб качается,

Тихо догорает Пентагон…

Впрочем, ручаться не будем. Вполне возможно, он насвистывалнечто совершенно иное.

Юркан рулил на древнем «Жигулёнке» по Пулковскому шоссе, инастроение у него было самое скверное. Машина дышала на ладан, рука,покорёженная в Афганистане, всё чаще ныла не только по ночам, но и средь беладня, вот как теперь. Наверное, оттого, что у Юркана болела душа.

Чердачный промысел иссяк, в горячий цех, к мартену, что-тоне тянуло, да и кто ж его туда теперь возьмёт. Вот и приходилось «бомбить» назамшелой тачке, доставшейся в наследство ещё от отца-инвалида. И каждый деньдумать о том, как бы, поэтически выражаясь, «не пропасть поодиночке». А то ведьзапросто… Родители в земле, и, если хорошенько подумать, кому ты, кроме них, наэтом свете нужен? Брачеваться Юркан не сподобился, ну а друзья, те, которыебоевые, – опять-таки словами поэта, «одних уж нет, а те далече». Серыйупокоился на Южном кладбище, а Натаха… Натаха того. Тоже далече. В смысле, отмира сего.

Собственно, к ней-то сейчас Юркан и направлялся, кединственной живой душе, которая была ему в этой грёбаной жизни не совсембезразлична.

Двигался он при этом со скоростью шестьдесят километров вчас. Пусть нарушают те, у кого на это есть деньги. Да и куда спешить? Тишеедешь, дальше будешь… Особенно на раздолбанной «копейке» образца 1974 года…Мимо, обгоняя Юркана, проносились шикарные джипы, «БМВ», «Мерседесы», каждый изкоторых стоил небось раза в два поболее его двухкомнатной «хрущобы».

Впрочем, по мере приближения к Средней Рогатке лихачествопостепенно прекратилось. Все, невзирая на марки и стати, поехали в единомтемпе, не нарушая скоростного режима. Знали, что на площади почти навернякапритаился гаишник с радаром. И с бездонным карманом для «штрафов безквитанции». Так что все порулили, как один, не высовываясь.

По левую руку от Юркана пристроился джип, огромный, черный,похожий на дредноут. «Чем же это, блин, надо заниматься, чтоб такогокупить? – невольно призадумался бывший „чердачник“. – Вернее, чтоворовать?..»

Так или иначе, Юркан въехал на площадь ноздря в ноздрю спородисто урчащим броненосцем на колесах. Въехал не снижая скорости и особо небеспокоясь – дорога широкая и притом главная. Ещё бы. Правительственная,как-никак, трасса…

…Всё произошло, как обычно в таких случаях бывает,неожиданно и мгновенно. Мздоимца-гаишника на площади не обнаружилось. Зато, позакону стервозности, обнаружился урод в шестисотом «Мерседесе», вылетевшийоткуда-то со стороны Варшавской. Вихрем, наплевав на всех встречных-поперечныхи на пересечение с главной дорогой, он рванул прямым ходом на Московское шоссе…«Расступись, грязь, говно плывёт!» В общем, и Юркану, и водителю джипа пришлосьотчаянно тормозить. Джипу что? У него куча всяких антипробуксовочных иантиблокировочных приспособ, у него там и гидроусилитель, и компьютер, и чёрт встуле. Он ни на йоту не ушёл в сторону, оставшись строго на прежнем курсе. Авот бедную «копейку» неудержимо понесло в сторону. Причём именно в ту, вкоторую, ох, не надо бы. Жалобно лязгнув, она притёрлась к громаде джипа, и обаостановились.