— Оно живое, — сказала Шлёпа. — Теплое и дергается.

— Зверек! — обрадовался Робби.

— Не обращай внимания, Робс. Она водит нас за нос.

— Да нет же. Смотрите! — Шлёпа выбросила из ямы еще горстку песка.

Мы все посмотрели — и увидели лапу. Коричневую мохнатую лапу с розовыми подушечками и аккуратными коготками. Она отчаянно барахталась, пытаясь зарыться в песок. Шлёпа попробовала ее схватить.

— Осторожно ты! — крикнул Робби так яростно, что Шлёпа оторопела и застыла. — Ты его спугнешь. Дай я попробую. — Он наклонился и очень ласково сказал: — Не бойся, зверечек. Все хорошо. Мы тебя не обидим. Если захочешь, спрячешься обратно в норку. Мы только хотим посмотреть — вдруг ты поранился? Я сейчас песок уберу, это совсем не больно…

Робби откопал короткую крепенькую мохнатую лапу, а потом довольно-таки крупную попу.

— Что бы это могло быть? — задумался он.

— Гигантская крысища! — предположила Шлёпа.

— Нет, для крысы он слишком пушистый, — не согласился Робби.

— Может, сурикат? Они зарываются в песок, — сказала я.

— Сурикаты такие толстые не бывают, — ответил Робби. — Даже не знаю, что это.

— Кисонька, киска! — позвала Моди.

— У него хвоста нет, — сказал Робби.

— Зато попища огромная! — взвизгнула Шлёпа.

— Цыц! У самой не меньше, — мстительно ответил Робби. — Помолчи, ты его пугаешь. Ну вот, зверушка. Можешь еще чуть-чуть вылезти?

Зверушка изо всех сил старалась зарыться поглубже, но Робби очень аккуратно подкопал с обеих сторон, а потом крепко схватил животное.

— Обещаю, мы тебя не тронем, — прошептал Робби.

Лапы перестали елозить, и Робби осторожно потянул туловище на себя. Зверь выскочил из песка. Мы в изумлении уставились на него. Он был куда толще, чем мы ожидали. Мордочка у него была вся сморщенная и страшно недовольная. Глаза покачивались на тоненьких стебельках. Вися вверх тормашками, существо неодобрительно разглядывало нас. Усы у него — все до единого — торчали дыбом.

— Может, это разжиревшая обезьяна? — спросила Шлёпа. — У нее морда вся в морщинах, как у обезьяны.

— Бизьянка! — повторила Моди.

— Вообще похоже, только у них не бывает таких глаз, и у этой хвоста нет, — шепотом сказал Робби. — Не знаю я, что это за чудище.

— Я знаю! — завопила я. — Это псаммиад! Это точно псаммиад, как в моей книжке. Похож как две капли воды. Ну пожалуйста-пожалуйста, скажи, что ты псаммиад!

— Разумеется, я псаммиад, — очень сердито сказало чудище. — И с лицом у меня все в порядке! Морщины просто указывают на мой весьма почтенный возраст. Меня всегда признавали выдающимся представителем моего вида. А теперь, юноша, будьте любезны, переверните меня. Я не имею желания вести беседу, пребывая в этом нелепом и унизительном положении.

Робби дрожащими руками перевернул существо на лапы. Мы все вылупились на него, утратив дар речи и способность поддерживать даже самый непритязательный разговор. Шлёпа потрясла головой, как если б ей вода в уши попала.

— Оно что, разговаривает? — Она таращилась на нас с Робби, как будто мы только что показали гениальный чревовещательский трюк. — Я знаю, это вы всё подстроили, — неуверенно сказала она.

Моди потянулась к чудищу пальцем. Шлёпа отдернула ее назад:

— Не надо, Моди. Вдруг оно кусается!

— Я в самом деле начну кусаться, если ты так и будешь верещать дурным голосом. Какая невоспитанность, — сказало чудище. — Конечно, я умею говорить — и уж получше тебя, крикун-визгун-не-пойми-кто. Как тебя звать?

— Шлёпа, — прошептала она.

— Шлёпа? Помилуйте, какие в эту новую эпоху короткие и вульгарные имена. Ты какого пола будешь — девица или юноша?

— Я девочка, мое настоящее имя — Саманта, только я его терпеть не могу, — буркнула Шлёпа.

— Я так и подумал, но твои короткие волосы и грубые брюки ввели меня в заблуждение, — сказало чудище. Глаза-стебельки, колыхаясь, повернулись к Робби: — А ты, надо полагать, тоже девочка?

Шлёпа хихикнула.

— Нет, я мальчик, — сказал Робби. — Меня зовут Роберт.

— Вот оно что. Спасибо за учтивый прием, юный Роберт. Другие дети стали бы так тащить, что все лапы бы оторвали.

Чудище прошлось вразвалочку на задних лапах и стряхнуло со шкуры налипший песок. Моди засмеялась и захлопала в ладоши от радости.

— Какое жизнерадостное дитя, — сказал псаммиад, и его свирепая мордочка подобрела. Моди все обожают — даже сказочные существа.

— Это Моди, наша сестренка по папе, — сказала я.

— Так как ее зовут — Моди или Попапе? — спросил псаммиад.

— Да нет, по папе — в смысле мы только наполовину родные. У нас один папа, а мамы разные, — объяснила я.

Псаммиад закачал глазами, обдумывая услышанное. Потом повернулся к Шлёпе:

— А крикунья Шлёпа тоже ваша сестра по папе?

— Нет, она сестра Моди по маме, потому что у них одна мама, Элис, а мы с ней сводные сестры, — сказала я.

— Хмм! Похоже, семейные отношения нынче еще запутанней прежнего, — удивился псаммиад.

— А вы не… размножаетесь? — застенчиво спросил Робби.

— Увы, боюсь, я последний из своего рода, — вздохнул псаммиад. — Разве что… — Он повернулся ко мне, сцепив лапы. — Ты, барышня с длинными волосами. Тебя как величать?

— Розалинда.

— Ты сказала, что узнала о псаммиаде из книги. Может быть, у меня остались родные, раз ты о них читала.

— Нет, боюсь, вы тот самый псаммиад. В моей книжке вы повстречали пятерых детей — Антею, Джейн, Сирила, Роберта и Ягненка.

— А! Ты об этих детях. Помню, особенно я привязался к старшей девочке, Антее. Ты мне ее чем-то напоминаешь.

От счастья я залилась густой краской.

— Так это что получается, та древняя книжка — всамделишная? — спросила Шлёпа. — Ты, что ли, диво?

Псаммиад самодовольно кивнул:

— Стало быть, обо мне написали книгу. В ней изложена моя полная биография?

— Вроде, — сказала я. — Вы застали еще эпоху динозавров, да?

— Верно. Это и есть твое желание? Мегатерия хочешь или ихтиозавра? Вкусный обед на целую неделю обеспечен, — предложил псаммиад. — Вижу, ты сомневаешься. Могу организовать только что пойманного, освежеванного и порубленного на куски, если разделка туши тебе не по нутру.

— Спасибо большое, только теперь динозавров уже не едят, — промямлила я.

— А вот поглядеть на всамделишного динозавра мы бы не отказались! Можешь раздобыть тираннозавра рекс? Они такие классные, — восхищенно сказала Шлёпа.