— Но сэр… Ведь там были…

— «Невинные люди»?! Ты это хотел сказать? Чушь. Таковых не бывает в принципе! Согласно официальной медицинской статистике средний человек врёт двадцать раз за день. А уж грешит!.. Мы раздавили, словно осиное гнездо, рассадник хапуг, барыг и лицемеров!

А то, что при этом неизбежны жертвы и среди «невинного» населения, никоим образом не должно нас волновать! — слово «невинного» доктор произносил иронично-обвиняющим тоном, как бы давая понять, что или этого самого «невинного» населения не существует в Природе как класса, или он в оную «невинность» не верит принципиально.

— Да, сэр… Главного мы добились. — Роджер старался говорить сугубо нейтральным и спокойным тоном, — Что мне теперь делать?

— Как — что? Следующий пункт назначения твоего фургончика — Шато Д, Кабо. Вот и выезжай. Как будешь на месте — найди автомат и звони. Я-то до своей Точки доберусь, наверное, пораньше. И — чтобы без этих глупостей! Соблюдай правила парковки.

— Да, сэр. Выезжаю, сэр. — Роджер, потирая лоб, вышел за дверь, оставив доктора с его любимыми реостатами-генераторами-амперметрами. И новейшим излучателем. Конечно, док прав — в прошлый раз Роджер заплатил совершенно ненужный штраф за неправильную парковку чёртова фургона — передвижного дома. Дотошные французские полицейские придрались к тому, что его «сливное отверстие не подключено к приёмному коллектору, или — не опломбировано!». И плевать им было на то, что он и остановился-то на чёртовом поле всего на пару часов… Ну и ладно.

Профессорская хреновина к моменту прихода полиции уже сработала. Так что он расплатился на месте, наличными, и отбыл с домом-прицепом марки «Форд» восвояси. Профессорский потрёпанный «Рено» и то привлекает меньше внимания — вот именно в силу своей потрёпанности. Зря они купили новый… Зато мотор хорош. Теперь при выборе места придётся внимательней относиться к «приёмным коллекторам». Или закрытой заглушке. Или не застревать на месте работы так надолго. Док верно говорит: сделал дело — гуляй смело… Но люди…

Он снова закусил губу.

Попадавшиеся навстречу люди, машины и мысли не мешали ему чётко соблюдать скорость и правила движения. Водил ассистент профессионально. Нет, не то, чтобы Роджер любил глобалистов. Жаль было всех остальных — пострадавших заодно с «проклятым фарисейским племенем финансовых воротил», как называл эту братию доктор. Ладно, приехали. Заперев кроссовер «Шевроле», он пересёк стоянку. Усевшись в кабину мощного «Форда», повернул ключ зажигания.

Ну и мотор! Такой, скорее, под стать седельному тягачу — даром, что «Катерпиллер». Профессор молодец. Знает почти любое дело профессионально — чего никто никогда, поглядев на его челюсть боксёра, не скажет… Посмеиваясь в накладную бороду, Роджер вырулил со стоянки.

Сливную трубу полуприцепа отсоединить от коллектора, и закрыть крышкой он не забыл.

«Как этот придурок сказал? «Невинные люди»? Невинные люди… Невинные люди, посмеиваясь про себя, и покачивая головами, слушали сбивчивые и «эмоционально окрашенные подростковой мнительностью» показания.

Действительно ли — не верили? Или просто не хотели связываться?

Не слишком расторопно отправились с Инспекцией из Районо в детдом. Проверили подвалы и подсобки. Не нашли там «Ничего, даже отдалённо напоминавшего бы орудия пыток… И всего остального, фигурировавшего в обвинениях…»

А ещё бы: у тех было почти двое суток, чтобы всё вывезти ещё до первого приезда… И удалить тех, кто не побоялся бы повторить и подтвердить показания!

Бедный Лёня. Твоя храбрая попытка не удалась — некому оказалось повторить и подтвердить твои слова: нас, тех, кого «избрали» для «просветления через телесные муки», вывезли на это время на обнесенную трехметровым забором и оснащенную запирающимися воротами территорию летнего лагеря, вывезли даже без тёплой одежды!..

Заперли в бетонном гараже. Пришлось тогда сбиться в плотный комок в углу ремонтной ямы, где нашлись замасленные бушлаты и какие-то полусгнившие обтирочные тряпки и мешки — подстелить на ледяной пол, и кое-как прикрыть дрожащие и почти синие, как у отечественных цыплят эпохи Брежнева, тела: чтобы просто — выжить! Неудивительно, что вскоре — месяца через два — истощённый и замученный Ленька «отправился в бега…» А над очередной безымянной могилой весной выросли ромашки…

Невинных людей нет.

Есть равнодушные сволочи, самовлюблённые и влюблённые в свой маленький уютненький обывательский мирок, твари, не желающие грузить себя чужими проблемами, с молчаливого согласия которых и существуют такие, как они… «Нацики» проклятые.

Блин. Миллиардный раз напоминаю себе, что — уже не существуют. Я уплатил по счетам.

Но теперь нужно сделать так, чтобы о них узнали все. И — всё.

И никогда больше такое не…

Для этого я и веду этот дурацкий Дневник — веду, словно малоумная, зато — «высокоэмоциональная» гимназистка! Описывающая свои чувства к!.. Да, чтоб вам у… раться! Я тоже — описываю свои ЧУВСТВА!!! Только — это отнюдь не любовь…

Те, кто будет читать этот дневник! (А таковые, скорее всего, будут представителями нехилых Силовых Структур!) Бойтесь!

Бойтесь тех, кто кажется сейчас бессильным и бесправным!

Бойтесь чрезмерно закручивать гайки!

Бойтесь обижать НАС!!!

Возмездие — неизбежно!!!»

— Не-е-ет! Дерьмо это собачье, а не крем для загара! Вот — помажься лучше моим — посверкивая пальцами в бриллиантах, Моника отработанным перед зеркалом изящным движением точёной ручки передала тюбик Констанс. Та осторожно, словно тюбик кусался, приняла его двумя пальчиками — видать, опасается за наращённые ногти, подумалось Монике. У-у, с-сучка… Знала бы ты, что я трахаюсь с твоим благоверным каждый четверг! Уж он-то про тебя мне такого… Особенно про то, как ты козюли из носа — да по дну сиденья стула!.. А ты всё строишь из себя даму Высшего Света, а сама не больше, чем десять лет назад, небось, жрала одну жидкую чечевичную похлёбку. Да и то не каждый день! — из-под искусственных ресниц смотреть на заклятую подругу незаметно было проще простого. Но Моника никак не могла остановить вошедшие в привычную колею мысли:

«И сейчас тянешь из мужа бабло на ораву голо… опых оборванцев-родственничков, хоть и перебравшихся из трущоб фавеллы в городскую квартиру, но до сих пор, небось, едящих одной ложкой и суп и жаркое, и удивляющихся устройству унитаза!..»

— Фи! Так он из прошлогодней Линии! — брезгливо, словно протухшую падаль, Констанс вернула тюбик обратно, — Нет, я уж лучше по-старинке. Тем, которым привыкла.

Привыкла ты, б. дь подзаборная, как же! Повезло просто со смазливым личиком да фигуркой — небось мамаша-то не терялась, пока отец-шахтёр отрабатывал в своей шахте. А она — на постели. С каким-нибудь загорелым породистым мачо. При мысли о загорелом теле своего последнего ухажёра, Моника невольно сглотнула и задышала сильней. Подругу-соперницу она уже почти без инстинктивной первоначальной брезгливости