платил, нравилось мне, и я хорошо проводил время. Платишь либо знанием, либо опытом, либо риском, либо деньгами. Пользоваться жизнью — не что иное, как умение получать нечто равноценное истраченным деньгам и сознавать это. А получать полной ценой за свои деньги можно. Наш мир — солидная фирма. Кулон Кузьмы, други мои (подруги тож), Кулон Кузьмы.

Папа-Хэм похлопывает по плечу. Интимно эдак: по одной версии тебя содержат женщины, по другой — ты не мужчина. Нет, сказал я, просто несчастный случай. И вообще! Это не от этого! Ирония и Жалость. Когда ты узнаёшь… О, дай им Иронию и дай им Жалость. О, дай нам Иронию. Когда ты узнаёшь… Немного иронии. Немножечко жалости…

Ах, да! Папа-Хэм давно застрелился. Сам. И никакая ведьма палец о палец…

А я — подружка. Подруга. Подруга редкостная! Потому не удержался:

— Ты это… насчёт алкоголя из duty free всё-таки поостереглась бы. Прен-цен-ден-ты, знаете ли…

— Прекрати!!!

А что такого? Просто доброжелательный совет от подруги редкостной, знаешь ли.

Знает. Она знает. И я знаю. Мы оба знаем. И ещё очень узкий круг ограниченных людей с неограниченными полномочиями. Никому ни слова, никому. Но между собой-то иногда почему не пошутить!

Патамушта!

Глава 2

Кулинария. 1959. Госторгиздат:

…Нормальная и полезная еда есть еда с аппетитом, еда с испытываемым наслаждением.

Акад. И.П. Павлов.

…

333. Осетрина паровая.

Подготовленную рыбу нарезать на порционные куски, ошпарить, промыть в холодной воде. Положить в сотейник, залить небольшим количеством бульона или воды так, чтобы получить крепкий бульон для соуса, посолить, добавить белое вино и припустить на пару. В бульон добавить белый соус (953) и уварить до густоты сметаны. Заправить по вкусу солью, красным перцем и маслом, после чего процедить. Перед подачей припущенную рыбу положить на блюдо или тарелку, уложить на рыбу варёные свежие белые грибы, крабы или раковые шейки и полить соусом. Поверх соуса положить ломтики лимона, посыпать мелко нарезанной зеленью петрушки или укропом.

Вкусно.

Не то слово! Пища богов!

В таком случае любой махачкалинец — бог. Ну, полубог.

Понятно, в магазинах той осетрины днём с огнём не сыскать. Но в каждом доме — она, первой свежести.

Откуда? Риторический вопрос, он же дурацкий. Вот же Каспий, а в нём этого добра плавает… Пожалуйте на базар. Там тоже на прилавках как бы нету. Но если подойти и спросить… В пределах разумного — дёшево. Икорка чёрная тоже. Ну, дороже. Так ведь икорка!

Избалованы прикаспийцы, избалованы. Нет рыбы, кроме рыбы. Ещё минтая помяните! Треску трескайте! Нет иной рыбы, кроме осетрины. Нет и не надо. Ну, ещё каспийский залом — для пресыщенных, изредка желающих разнообразия.

Паровая, да… Но самое то, верх блаженства — севрюжий шашлык. В Набрани.

Такой рай — Набрань. Всего-то в считанных километрах от дагестанской границы на территории Азербайджана. (Кто б тогда помыслил о границах-территориях!) Набрань. Лиственные чащи. Грецкий орешник, дубы, лианы. Ледяные родники, целебные источники, парное море, сахарный прибрежный песок. Цикады неумолчные ни днём ни ночью. Привыкаешь. И без этой постоянной музыки сфер по возвращении домой, в Махачкалу, как-то н-не так, чего-то не хватает… Из дикой живности — никакой кусачей сволочи, только безобидные полчки. Ну, полчки. Сони. Куцехвостые серые, вроде белочек. Едят с рук, без боязни, прогрызают палаточный брезент ради доппайка. Не раздражают, умиляют. Полный симбиоз. Рай.

И — шашлык! Севрюжий. Шашлык — дело мужское. Тогдашний Амин семнадцати лет — мужчина, да. Ещё девственник, но уже всё-таки мужчина. Чемпион чемпионов! (Да! И она тоже, конечно, девственница — пятнадцати лет.) Хотя всё могло случиться уже там, в Набрани. Рай! Где ж ещё! Но — что потом люди скажут? Восток — дело тонкое. Воспитание. Да и присмотр сверху. То есть папа сам с ними тогда не поехал. Дела, дела. И — зачем? Путёвку в международный лагерь «Спутник» — да, с лёгким сердцем, вас отвезут. Домик на двоих. Две койки. Он, она. Больше никого в ночи. Цикады. И ни-ни поползновений. Томление духа и тела. Гормоны. Однако — ни-ни! Иначе: как же мы с тобой жить будем — если знать будем, что ещё до свадьбы мы с тобой… пусть и в раю. Восток, repete, дело тонкое.

И всё мужское дело — ах, горячий кавказский мужчина! — шашлык.

— Ты ещё и готовишь?! И та-ак?!

— Это что! Ещё моё курзэ не пробовала!

— Хочу-хочу!

— Вернёмся домой — сделаю.

В общем, идиллия с тв-маркировкой 12+.

Справка. Курзэ. Напичканные зеленью и мясом как бы пельмени. Отвариваются, потом обжариваются. А запах! Лучше всех готовят лакцы. Даром, что Амин Даниялов кумык. Впрочем, все дагестанцы настолько перемешаны…

Справка-2. Памятный севрюжий шашлык был недосолен-недоперчен-пережарен. (Что свежий, то свежий. У браконьеров брал, сразу из сети!) Право, пустяки — ведь в раю!

По возвращении и при встрече папа насторожился было (уж больно оба счастливые какие-то!) и в глаза посмотрел со значением.

Мужчина Амин взгляд выдержал: как можно?!

Смотри у меня, мальчик! Если…

Не мальчик, э! Я не посмотрю, что ты папа! Свою дочку обидеть хочешь?! И — меня?!

Ладно, верю. Остывай, чемпион. Поговорим ещё. Потом. Если захочешь. По-семейному.

Да хоть сейчас!

Потом, сказал.

* * *

Потом (не в смысле потом, а тем же вечером) чемпион чемпионов Амин сдержанно отбахвалился в тусовке…

Уже бытовало тогда понятие — тусовка? Бытовало, бытовало. На Пушкина, 16. Ну, Пушкина, 16, ну! Средоточие подрастающего поколения. Всего лишь внутренний двор, куда стащены скамейки с приморского бульвара, с Родопского — ныне: имени Гамзата Садасы. Такой поэт — Садаса, аварец…

Словом, сидим-посиживаем, обмениваемся новостями, в нарды поигрываем, о борьбе, само собой, нескончаемо говорим, о спортивной — классической, вольной, самбо, дзю-до. Препровождаем время. Тусовка и есть. Чинно. В отличие от, например, тусовки у гостиницы «Ленинград». Там — неприлично. Сутенёры, проститутки. Проходишь мимо гостиницы — их никогда и никого не видать. Но что там они есть, все знают. Махачкала — город маленький.

— И чего, Амин?

— Ничего. Он на меня так посмотрел, а я на него так посмотрел… Мы друг друга поняли.

— Слушай, молодец! Знаешь, кто её папа?

— Камал! Меня спрашиваешь?!

— Нет, так вообще…

Кто её папа. Риторич. Кто не знает?! Её папа, так вообще, второй человек в Махачкале. Первый, по определению, кадр местный — даргинец, аварец, лезгин, лак, кумык, тат… Но второй — русский, присланный. Москва! Заведено, и да будет ныне и присно.

— Слушай, но ты её там, в Набрани, хоть…

— Что?! Что,