— Сильнее! Проткнуть её, размазать!

Мальчик надавил усерднее. Наконец кнопка окрасилась красным — словно правда была раздавлена и истекла кровью. Двери закрылись, и лифт поехал. Вверх.

— Отпускай.

Под пристальным взором бабушки Крис отошёл к противоположной стене. Он очень устал: болели и руки, и ноги. Бутылка становилась тяжелее с каждой минутой, но ставить её на пол почему-то не хотелось. Хотелось жаловаться, только он знал, что это бесполезно — в ответ раздастся привычное «Устал? Каши мало ел?» От мысли про кашу вспомнился оставленный бутерброд. В животе забурлило. Мальчик перехватил баклажку двумя руками и скорбно вздохнул.

Девятка на дисплее моргнула уже трижды, кабина продолжала подниматься, а бабушка продолжала буравить внука взглядом.

Чтобы хоть как-то спрятаться от чёрных немигающих глаз, Крис потупился. И сквозь минералку заметил под ногами нечто странное — какой-то серый продолговатый предмет, похожий на толстый шланг. Мальчик качнул баклажку в сторону, пытаясь рассмотреть его, но ничего не увидел. Однако когда бутылка вернулась на прежнее место, через зеленоватую воду снова показался невидимый шланг. Крис уже хотел спросить, что это за фокус, но лифт остановился, и двери разошлись.

За ними открылся обычный коридор, с совершенно обыкновенной зелёной стеной, на которой белела ничем не примечательная цифра «13». Словом, простой тринадцатый этаж в девятиэтажном доме.

— Вперёд, — скомандовала бабушка.

Мальчик выбрался из лифта боком, отчего-то не желая поворачиваться к ней спиной. Бабушка двинулась следом, и тут Крис обнаружил, нехватку чего смутно ощущал всё это время — её отражения на хромированных поручнях! Там ничего не мелькнуло, когда она проходила мимо. Зато кое-что замелькало под «Архызом», когда фигура в сером халате миновала мальчика: прямо за ней по полу тянулся тот серый шланг, вернее… «Хвост!» — едва не вскрикнул Крис.

— За мной, — потребовала бабушка. Или та, кто себя за неё выдавала.

— Я устал, — промычал мальчик, чтобы потянуть время.

— Каши мало ел? — отозвалась она, развернувшись. Этот неестественно резкий оборот словно запустил механизм лифтовых дверей: они пришли в движение и сомкнулись со звуком, напомнившим Крису удар курантов или колокола — финальный удар, за которым последует что-то неотвратимое. Звук как будто пробудил его, подстегнул шестерёнки в голове и ответ вырвался раньше, чем мальчик сообразил, чего именно хочет добиться.

— Я же сегодня всю съел, что ты на столе оставила, — в притворной обиде насупился он. — Спасибо, очень вкусная была.

— Пожалуйста, внучок, — ответила небабушка, и подозрительно сощурилась. — А чего это ты задрожал? — встревоженно спросила она, мелко задёргав носом, будто принюхиваясь.

— Очень устал. А можешь ты бутылку понести? — попросил Крис, внимательно наблюдая за самозванкой.

— Я бы с радостью, — искренне ответила она, — да руки отвалятся — болят, проклятые. Ты уж постарайся, милый, нам в ближайшую квартиру — у мусоропровода.

— Не могу, — упирался мальчик, из последних сил удерживая «Архыз» двумя руками, — ты в дверь пока позвони, а я отдохну и догоню.

Небабушка недоверчиво хмыкнула.

— Ладно, — согласилась она, услышав, как лифт поехал вниз. — Только не балуй тут, я рядом. А лестница сюда не доходит, — вдруг сообщила она, развернулась, сделала несколько шагов и скрылась за углом. Оттуда раздался стук по железной двери.

Крис поник и опустил баклажку на кафель. Бежать некуда. Последней надеждой оставался «Архыз» — кажется, небабушка тоже его боялась, как и чёрный человек с собакой. Но если те отказались войти в лифт, то хвостатую вода уже не остановила. Можно было бы попробовать обрызгать её… вдруг, она растает, как ведьма Бастинда из «Изумрудного города»? Но минералка закрыта. У первоклассника не всегда получалось открывать маленькие бутылки, а тут крышка была просто огромной и очень неудобной.

Крис встал на колени, нерешительно схватился за ребристый зелёный кружок, напряг все силы, но не смог его отвинтить. Ребёнок сел на попу и всхлипнул. И сквозь проступившие слёзы заметил, что зубчики колечка, которое опоясывало горлышко под крышкой, оторваны от неё. Значит, баклажку уже открывали! Значит, сейчас это должно быть проще, чем с бутылкой из магазина! Крис снова схватился за крышку, прошептал «пожалуйста, «Архыз», пожалуйста», навалился всем телом, и повернул!

Стук в дверь прекратился. Из-за угла послышалось торопливое шарканье. Через мгновение показалась и небабушка, ожесточённо нюхавшая воздух совсем как… как крыса. Но Крис уже успел отвернуть крышку, и, наклонив баклажку, набрал в руку немного воды. Он отпил чуть-чуть, чтобы смочить пересохшие губы.

— Что ты делаешь?! — взвизгнула небабушка.

— Не подходи! — крикнул мальчик, — обрызгаю!

Небабушка остановилась и засюсюкала:

— Ну что ты, Крисочка? Закрой, пожалуйста, воду и иди к бабушке.

— Не пойду! Ты не моя бабушка! Ты — чудовище!

— Ах вот как, — протянула старуха ядовитым тоном. Она присела на колени и оперлась о пол руками — было видно, что ей так удобнее. — Мог бы и раньше догадаться, что я не Ада. Ведь я не ругала тебя за гулянку, за воровство воды этой проклятой! Даже голос ни разу не повысила! Я-то как раз не чудовище, в отличие от твоей бабки, которая только орёт, дерётся и всех травит: нас — ядом, тебя — манкой. В отличие от твоих родителей, которые каждый раз тебя к ней отправляют, хотя знают, что тебе у неё не нравится. Ну и что ты теперь собираешься делать?

— Домой поеду, — насуплено ответил Крис.

— К бабушке? — издевательски переспросило нечудовище. — Никогда не доедешь. Потому что ты к ней на самом деле не хочешь. Ты был в бездне, и, даже спасаясь оттуда, поехал не к ней — потому что не хотел. Потому что знаешь, что она с тобой сделает за эту прогулку и за воровство воды. А лифт так устроен — не повезёт тебя туда, куда не хочешь. Ты в этом уже убедился — когда уезжал от Поводыря, ты не хотел на бабушкин девятый этаж, поэтому и попал ко мне. И сколько бы ты не катался — ты никогда больше не приедешь к ней. А ведь ты ещё и ключи потерял — представляешь, что будет, если ты вернёшься без них? — небабушка достала из кармана связку.

— Отдай! — завопил мальчик.

— Я бы отдала. Да ты не хочешь.