– А она им отправляет деньги, – доверительно сообщилКатерине отец.

– Ну и что же? – Марья Дмитриевна пожала безупречнымиплечами под кашемировым английским свитером. – Человеку всегда нужнопредоставить второй шанс, особенно если человек молод, а у тебя есть такаявозможность.

– Ну а мне второй шанс никто не предоставит, – заявилаКатерина, не давая семейству увести себя от темы. – Я понимаю, что есликампания провалится, то провалю ее именно я, а не Олег и не Скворцов. То есть,конечно, перед всемогущим Котом Тимофеем не я буду отвечать, но будетподразумеваться, что грош мне цена.

– Глупости какие! – громко воскликнул отец, незаметноскармливая под столом Кузьме еще одну оладью. – Если ты не знаешь, что делать,значит, нужно сразу сказать, и соответственно, или не браться, или быстронаучиться.

– Дим, не корми собаку со стола, – заметила мать с досадой,– они и так у нас избаловались до невозможности. Спят где хотят, едят что хотяти где хотят. Катька с бабушкой с ними не справятся.

– А мы Вольфганга с собой возьмем, – предложил отец.

– Лучше уж тогда возьмем бабушку с Катериной, а эти пустьтут как знают, – улыбнулась мать и внезапно поцеловала отца в ухо. – ЗаодноКатьке не нужно будет стратегий придумывать.

Они вдвоем уезжали в Англию, в Кембридж, где отец руководиллабораторией, а мать читала лекции по физике. Обычно они отсутствовали месяцапо два, иногда по три. Время от времени Катерина летала к ним погостить иоднажды свозила бабушку. Страна бабушке понравилась, а кухня и англичанки –нет. “И то, и другое одинаково убогое”, – заключила она тогда.

– Однажды я его видел, – задумчиво произнес отец.

– Кого? – не поняла Катерина.

– Кольцова.

– Пап, его в этой стране хоть раз в жизни видел, наверное,каждый. Его каждый день по телевизору показывают.

– Я имею в виду – живьем, – улыбнулся отец, – в прошломгоду, в Париже. Мы прилетели на конференцию и жили в этом шикарном отеле,который почти на площади Конкорд. Я забыл, как он называется…

– “Георг Пятый”, – подсказала мать.

– Точно! Вот мы жили в этом “Георге” и однажды столкнулись сКольцовым в вестибюле. Он вышел откуда-то, из лифта, что ли, а мы ждалисопровождающего из Сорбонны. Я даже запомнил, что он остановился возле насвместе со всей своей охранной сворой, потому что у него мобильный зазвонил. Онсовершенно ужасный, это я точно запомнил. Больше ничего не запомнил, а чтоужасный – помню.

– Ты меня просто утешаешь, пап, – пробормотала Катерина.

– Не знаю, по-моему, пытаться определить его в губернаторы –дело гиблое, – продолжал отец задумчиво. – Он весь такой… закомплексованный,что ли. Людей боится, в глаза не смотрит. Да и внешность у него, прямо скажем,специфическая.

– Это его люди боятся, – сказала Катерина, допивая кофе. – Ав глаза не смотрит, чтоб никто ничего вдруг не попросил. А внешность можнолюбую изобразить, ты ж понимаешь.

– Дима прав, – вступила бабушка. – Вера Владимировнасчитает, что у всех нынешних политиков физиономии уголовных преступников, анарод таких не любит.

Вера Владимировна была одной из бабушкиных “девочек”,посещавших сауну. Ее муж когда-то работал в ЦК и лично знал коменданта Кремля,а потому Вера Владимировна считалась непревзойденным авторитетом в области политики.

– И все-таки вы бы прежде подумали, – посоветовала мать, –может, и не стоит связываться…

– Мам, за меня уже подумали и связались. – Катерина началараздражаться потому, что все, включая бабушку, были правы. – Мне остаетсятолько вывернуться наизнанку, а процесс запустить. Кстати, в понедельник менявезут, представляться.

– Не злись, Катька, – посоветовал отец. – Просто мы за тебяболеем.

Катерина улыбнулась:

– Вы – отличные болельщики! Пап, если тебе нечем заняться,посмотри мой карбюратор, а? А то вы уедете, и я с ним вообще не справлюсь.

Отец согласился с неожиданным энтузиазмом, а МарьяДмитриевна пояснила:

– Ему доклад писать, а он отлынивает. Карбюратор все лучшедоклада, а, Дим?! – прокричала она ему вслед.

– Проницательная ты моя! – пробасил с крыльца отец, и егоножищи с шумом протопали под окном террасы.

– Столовая закрыта до обеда, – объявила Марья Дмитриевнасобакам и коту. – Выметайтесь все. Мам, ты на улицу?

– Конечно. Грех такой день в доме просидеть. – Бабушкавеличественно поднялась и переложила кота, бессильно свесившего ноги и хвост, вближайшее кресло.

– Мам, обед сегодня я готовлю, – заявила Катерина, – а дообеда я должна дочитать его досье и подумать.

Она надела джинсы, шерстяные носки и огромный свитер иустроилась в гамаке под соснами. Откусывая от большого яблока, которое положилаей на колени проходившая мимо Марья Дмитриевна, Катерина некоторое времячитала, а потом закрыла папку и принялась думать, мечтательно уставившись вневообразимо синее небо.

Ничего сверхъестественного в досье не было. Обычный путьобычного начинающего политика средней руки. Он был депутатом от Калининграда, ав депутаты стремились все, кому нужно прикрытие для различных махинаций илистартовая площадка для дальнейших свершений на благо отечества.

Катерина не слишком поняла, зачем вообще его понесло вполитику. Прикрываться ему явно было незачем, он и так прекрасно себячувствовал и в Калининграде, и в Москве. Людям, достигшим в бизнесе его уровня,как правило, не нужны должности для развязывания рук или поддержания статуса.Таких, как Тимофей Кольцов, во всей державе насчитывалось человек десять. Их итак все знали, без должностей. Как раз должностей подчас не знали, а физиономиюпо телевизору узнавали неизменно.

На первый взгляд стремление Тимофея Кольцова осчастливитьполитический Олимп своим присутствием можно было объяснить несколькимипричинами. Первая, и самая правдоподобная, – сумасшедшее честолюбие мальчика сокраины, решившего завоевать мир.

Вторая, не менее правдоподобная, – ни в какие губернаторы ипрезиденты Тимофей Кольцов не стремится, просто ему нужно отмыть очередные“черные” деньги, которых, очевидно, слишком много, чтобы отмыть их болееудобным путем.

Третья, совсем неправдоподобная, но возможная, – ТимофейКольцов просто не отдает себе отчета в затеянном, а окружение боится емувозражать или не возражает специально, выискивая для себя какие-то выгоды изстремления босса прыгнуть выше головы.

Можно было сочинить еще десяток версий, но Катерина не сталаутруждаться, понимая, что все равно промахнется – информации явно недостаточно.