В восемь часов он сделал первый за этот день звонок. Ввосемь тридцать он уехал на работу, даже не вспомнив о том, что жена так и невышла его проводить.

Встреча была назначена на пять часов, а к трем в агентстве“Юнион” началась тихая паника. С утра все уже поняли – что-то происходит.Солнцева сидела в кабинете у Приходченко с десяти часов. Скворцов, приехавший,по своему обыкновению, позже всех, тоже сразу отправился туда. Даже разделсяпрямо в приемной генерального. Секретарша Ира знала по опыту, что это оченьплохой признак. Без остановки они пили кофе и курили, хотя, как правило,Приходченко не любил, когда чужие курят в его кабинете, да еще так много. Явнопроисходило что-то непонятное и оттого пугающее.

В середине дня слухи о новом, невиданном заказе просочилисьиз района приемной генерального, и предположения высказывались одно другогоневероятней. Самая близкая к Катерине сотрудница Людочка Кулагина, прозванная,естественно, Милочкой, утверждала, что они теперь “будут делать рекламу самомуЧубайсу”. Саша Андреев и Миша Гордеев, великие сборщики информации, осторожнопомалкивали и многозначительно переглядывались. Большинство остальных шаталисьпо кабинетам в надежде выудить информацию или услышать что-нибудь, что можнобудет как-нибудь истолковать. В общем, никто не работал.

Из “Коммерсанта” позвонил знакомый журналист и спросил,правда ли, что они заключили договор с Газпромом, после чего шушуканьеусилилось раз в десять.

Все сотрудники не слишком большого, но вполне процветающегоагентства по связям с общественностью “Юнион” понимали, что новые заказчики,пожелавшие сделать себе “общественное лицо”, – это работа, зарплата,стабильность и надежды на спокойное будущее. Большинство сотрудников перешли сюдавслед за Приходченко из умирающего ТАСС, и второй раз проходить через смертьцелой структуры, в которой все так или иначе работали и были объединены хотя бывидимостью общего дела, никому не хотелось. Поэтому за “Юнион” болели все, идаже не слишком трудолюбивые сотрудники. С другой стороны, новые заказы – этовсегда нервотрепка, недовольство начальства медленно соображающимиподчиненными, работа по вечерам и выходным, командировки, выяснение отношений…То ли дело, когда работа идет по накатанным рельсам, телефон почти не звонит,рядом закипает чайник, а в компьютере новая космическая игрушка!

В два часа Приходченко объявил через секретаршу, что в семьбудет собрание, и попросил никого не расходиться. В четыре все имеющиеся в“Юнионе” начальники – Приходченко, Скворцов и Солнцева – отбыли наприходченковском “Вольво” в неизвестном направлении.

Шофер Гриша Иванников смерть как хотел послушать, из-за чеговесь сыр-бор, но все трое молчали. Как обычно, шофер Гриша был самыйосведомленный человек в конторе. Он знал о начальнике все. Где был, во сколькоушел, что ел и сколько пил. Любопытные Гришины уши слышали очень много, ноумная Гришина голова держала рот на замке. Приходченко доверял Грише целиком иполностью, и тот доверие оправдывал. Правда, иногда Олег все же ездил один, безшофера. Не так уж часто, но вполне достаточно для того, чтобы какая-то частьего жизни оставалась для Гриши неизвестной. Гриша, как и все остальные, пронового клиента уже прослышал и мечтал первым узнать, кто это.

– Все-таки это ерунда какая-то, – вдруг сказала с заднегосиденья Солнцева, – мы не вытянем политическую кампанию. Мы только потеряемрепутацию и вообще останемся на бобах. Черт, ну почему вы так хотите его денег!

– Потому что их очень много, – равнодушно ответил Скворцов,глядя в газету. Гриша еще двадцать минут назад в зеркало заднего вида заметил,что страницы Скворцов не переворачивает.

– Потребуется хорошо продуманная PR-кампания, – себе поднос, как будто безмерно устав повторять одно и то же, сказал Приходченко.

– Да не поможет никакая PR-кампания. – Катерина тожеговорила без напора, как по необходимости. Гриша ее такой и не видел никогда. –Разве вы не понимаете? Человек с таким отрицательным обаянием не может бытьполитиком. Он едва говорит. Нам нужно просто море информации, чтобы хотьпредставить себе, как лучше его подать, на чем играть, что предлагать людям вобмен на то, что они за него проголосуют. Я имею в виду образ… кого? Друга?Брата? Родного отца? Заботливого хозяина? Он разве на них похож? На кого он похож,так это на мешок с отрубями! И где мы возьмем информацию? Вряд ли нам ее дадут,а Гордеев с Андреевым будут ее год собирать!

Приходченко перебил:

– Если Андреев с Гордеевым будут собирать год, значит, ты ихуволишь и наймешь Иванова с Петровым, которые ее соберут за три месяца. И все,хватит. Закрой рот и думай, как произвести хорошее впечатление. Я больше ничегоне хочу слышать о сложностях, подстерегающих нас на тернистом жизненном пути. Яхочу конструктивных предложений – что мы будем делать и когда. А для началаперестань дергаться и дергать нас.

Это был суровый выговор. Приходченко, как правило, Катеринущадил, понимая, что ее тонкая натура нуждается в осторожном обращении. Онникогда не делал ей замечаний прилюдно, оставляя за Сашей полное право ругатьсяс ней где угодно и когда угодно. Катерина посмотрела на него с изумлением,кивнула пренебрежительно, снизу вверх, и молчала до самой Ильинки, гденаходился офис Тимофея Ильича Кольцова.

Гриша очень ей сочувствовал. Несколько раз он пытался пойматьв зеркале ее взгляд, чтобы подмигнуть с утешением, но она смотрела в окно, сжавна коленях аристократические руки. Гриша ловко припарковался на крошечномсвободном асфальтовом пятачке и помчался открывать ей дверь, но и тут ему неповезло – она выбралась раньше и, натягивая перчатки, рассматривала офис, ккоторому они подъехали.

Небожитель обитал в дореволюционном пятиэтажном доме,надежно и тяжеловесно разместившемся между Верховным судом и Минфином. Скромнаятабличка с гравировкой – черное на золоте – извещала о том, что здесь, помимовсего прочего, находится представительство судостроительной компании “Янтарь”.

В сдержанном и каком-то очень официальном сиянии ламп,деревянных панелей, медных ручек и мраморных полов чувствовался заграничныйлоск, русский шик и запах очень больших денег.

Такие интерьеры вызывали у Катерины стопроцентносрабатывающий рефлекс: она задрала подбородок, расправила плечи и вообще“присобралась”, как называла это ее бабушка.

Высокий охранник с неожиданно приветливым лицом проводил ихдо лифта, пообещав, что на третьем этаже их встретят. Лифт негромко тренькнул,приглашая в свою малиновую кожаную глубину, и двери закрылись.

– Интересно, он нас все-таки примет? – спросил Скворцов.Катерина только взглянула, Приходченко пожал плечами, и Катерина не утерпела:

– Хорошо если нас зам примет. Господи, вы не понимаете, скем вы связались!

– Зато ты у нас все понимаешь! – отрезал Приходченкосердито.