Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но и с ней очень даже можно договориться. Зависть всегда подскажет, как ее удовлетворить, чтобы не портила тебе жизнь. Для этого нужно только сделать какую-нибудь гадость тому, кому ты завидуешь. И твоя зависть успокоится, будет некоторое время сидеть тихо и не беспокоить. Пока снова не поднимет голову. Но ты ведь уже знаешь, что нужно делать?
Так что все хорошо, прекрасная маркиза высшего света, все просто замечательно! А раз завидуешь сама, дай возможность позавидовать и другим.
Вот Мила и старается. Она совсем не считает себя жадной, поэтому щедро делится чувством зависти со всяким желающим. А желающих хоть отбавляй. Ее телепередачи имеют самые высокие рейтинги, глянцевые журналы раскупаются, как горячие пирожки, а желтая пресса приносит очень приличные доходы. Заработать можно на чем угодно, было бы желание. А у Милы оно есть, и не одно.
— Пеленки, распашонки — не хочу, — прервала молчание Мила, вдыхая прохладу вечернего воздуха и искренне радуясь своей прекрасной свободной жизни.
— Людмилочка, душечка, ну какие пеленки в наше-то время! — возмутился дядюшка. — Сейчас для детей придумали много всяких изобретений, лишь бы освободить мамочек от лишних хлопот. И нянек у тебя будет видимо-невидимо.
— Это я образно. Ты думаешь, мне легко дается такая фигура? Да я только посмотрю на тортик, и уже толстею.
— Какая фигура, деточка! Раскрой пошире глазки-то, посмотри на себя внимательно: Кощеиха бессмертная.
— Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Именно — «бессмертная», а значит — всех переживу.
— С тобой спорить…
— Вот и не спорь.
— Так что же делать прикажешь, с непутевой-то?
— Любить меня!
— Ты прекрасно знаешь, что никто тебя не любит больше, чем я.
— Вот и хорошо. Тогда перестань меня мучить.
Дядюшка почему-то считает, что Мила предвзято относится к мужчинам, презрительно и уничижительно, даже ненавидит их. Но ведь это же совсем не так.
Когда ей хочется нравиться, она становится милой и ласковой, очаровательно улыбается, говорит нежно-чувственным голосом и готова кружить головы налево и направо. Мила же не виновата, что очередной избранник ей быстро надоедает, становится скучным. В нем обязательно находятся некие слабости, изъяны — как умственные, так и физические, — которые так и хочется поковырять, осознанно причиняя новоявленной жертве боль и обиду.
Да, это было и есть. Но она же просто проверяет их, представителей так называемого сильного пола, на прочность. Вернее, на вшивость — так будет более точно. И правильно делает. Потому что пока ни одна особь этой проверки не прошла.
А в кого влюбляться-то? Времена изменились, и теперь считается дурным тоном и неизменной простоватостью, если у мужчины отсутствует педикюр и маникюр, прическа не от модного стилиста и совсем не надлежащего оттенка волосы, если он не элегантен, не изящен, да и одет как-то банально, короче, похож на мужика. Некоторые даже пол не прочь поменять, лишь бы выглядеть нежнее, изысканнее, грациознее и красивее.
Нет, подобные голубоватые личности точно не в ее вкусе. А других на горизонте пока нет. Разве что в сновидениях.
Мила взяла дядюшку под руку и склонила голову к его плечу.
— Ты напрасно переживаешь. Вот встречу мужчину, похожего на тебя, сразу же выйду за него замуж. А пока такие настоящие, как ты, мне в моей жизни не встретились.
— Балаболка, — грустно вздохнул дядюшка, собираясь вновь вернуться к разговору о ребенке, ведь без наследника его жизнь все равно что коту под хвост.
Миланский Руслан Романович во всем любил размах — в мыслях, работе, отдыхе. И чем бы ни занимался, всегда делал это с удовольствием. Он предпочитал жить в собственном доме, но свой прежний ему казался чрезвычайно малым. А потому, как только настали благоприятные времена, совсем недорого выкупил у местных властей пустующие земли недалеко от столицы с давно разрушенным имением какого-то очень знатного царского вельможи.
По найденным в архивах чертежам выстроил великолепную, рубленную в русском стиле усадьбу с многочисленными службами, а также домовую церковь. Купил дорогую, эксклюзивную антикварную мебель, развесил на стенах великолепные картины художников с мировой известностью и зажил в свое удовольствие.
А чтобы простор, свежий воздух и сказочно райские условия жизни не вскружили голову и не выбили из колеи, ежедневно и упорно трудился, выращивая на своих полях картофель, морковь, свеклу и капусту, а в садах — яблоки, груши, сливы, вишню и черешню, то есть все, что здесь лучше всего росло. Часть урожая продавал по довольно разумным ценам для овощей и фруктов, выращенных на экологически чистых землях и не содержащих химикатов, так как считал, что всякому труду есть своя цена, и если продавать урожай слишком дешево — значит, совсем не ценить свой труд. А если ты сам его не ценишь, никто, как правило, ценить не будет.
И вообще, отдавать что-то кому-то даром — только развращать, оказывая тем самым медвежью услугу, так как каждый кусочек, который ты кладешь в рот, должен быть заработан, иначе он встанет поперек горла.
Единственным, не подходившим под все эти разумные доводы, было три детских дома, которые находились под его опекой, а потому он строго следил за расходованием денежных средств, выделяемых им регулярно, а также за использованием отправляемых туда продуктов. У него также было довольно приличное стадо коров, овец и коз, целебное молоко и сыр которых он также поставлял в детские дома. А еще пасека, птичник, собственное охотничье хозяйство и небольшая конюшня на пять великолепнейших эталонных арабских племенных скакунов элитных кровей.
Отдыхал Руслан Романович тоже с размахом: конный спорт, псовая или соколиная охота, катание на яхте, зимой — на тройке и снегоходе.
Каждое утро в имении начиналось традиционно. Стол простой, без затей: яйца от собственных кур, сливочное масло и молоко от собственных коров и коз, овощи и фрукты с собственных полей и садов, мед из собственных ульев. А также неизменная наливочка, опять-таки собственного производства.
— Ешь просто — доживешь лет до ста, а то и больше, — изрек дядюшка, наливая себе черносмородиновой настойки.
— А не рановато будет? — усмехнулась Мила, усаживаясь за стол.
— «Vinum lac senum», моя девочка, — глубокомысленно произнес дядюшка, опрокинув рюмку, и аппетитно захрустел огурчиком. — «Вино — молоко для стариков». Оно им так же необходимо, как молоко детям.
— А мне можно?
— В старушки решила записаться? А не рановато будет?
— Я только за компанию.
— Обойдешься. У тебя и так кровь горячая. К тому же скоро Семен приедет.
— Зачем? Ты себя плохо чувствуешь? Или просто в — гости?
— Нет. Пусть тебя осмотрит, лишним не будет. Что-то не нравишься ты мне в последнее время. Так что с утра спаивать тебя я не намерен. Терпи до вечера, голуба моя.