Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что же случилось потом? — спросил Энтони.
Джонатан посмотрел на него с какой-то странной улыбкой:
— Моя история на этом заканчивается. После того как поблизости разорвалась еще одна бомба, я потерял сознание, очнулся в госпитале со сломанной ногой. Фактически эта последняя бомба спасла нас, потому что обломки, под которыми мы находились, сдвинулись, и санитарам Красного Креста удалось извлечь меня из-под обвала.
— А ваш убийца? — снова задал вопрос Энтони.
— Я так и не увидел его. С тех пор о нем ни слуху, ни духу. Возможно, он выполз из-под обломков и убежал, потому что поблизости не обнаружили никаких трупов. Вполне вероятно, что он бродит где-то неподалеку и все еще пытается решить вопрос, является ли он двойным убийцей или нет.
Джорджина слегка пожала плечами, как бы говоря этим жестом: «Тебе виднее», повернулась и вышла, оставив дверь открытой. И в связи с этим возник вопрос: имело это значение или нет? Возможно, имело. Потому что любой из гостей, находившихся в то время в холле, мог подойти поближе и услышать рассказ Джонатана, а также его последние слова. Джорджина стояла у входа в кабинет. Она ушла, не закрыв за собой дверь, и теперь любой из гостей мог услышать, что говорил Джонатан.
На танцах царила оживленная атмосфера. Фрэнк встретил массу знакомых. Он танцевал с Сисили Хатавей. На ней было огненного цвета платье, и она веселилась от души. Сисили рассказала ему, что, по слухам, мистер Винсент ищет жену, и она заранее не завидует его избраннице.
— Если миссис Шоттерли права, эта честь выпадет Мэри или Деб, но обе они предпочли бы Джонни. Во всяком случае, Винсент, должно быть, лет на двадцать старше их, и я не встречала более занудного человека, чем он. Он рассказывал тебе, как потерял марку Британской Гвианы?
— Конечно!
Она рассмеялась:
— Он всем рассказывает. Ты заснул или только оцепенел от скуки? Знаешь, это просто изумительная история!
— Да, такой уж он человек. Но нам необязательно говорить о нем.
После того как он потанцевал с тетей Моникой, очаровательной непоследовательной женщиной, к которой он относился с большой нежностью, Фрэнк подошел к Мирри Филд, у нее затрепетали ресницы, она довольно тревожно охнула. Если Мирри таким образом заигрывала с ним, он готов был поддержать ее инициативу.
— Не бойтесь, как правило, я появляюсь на танцах не для того, чтобы производить аресты.
Мирри предоставила ему возможность вволю полюбоваться ее глазами. Они были необычного темно-коричневого цвета и очень красивые.
— Но ведь вы иногда арестовываете людей? — Она произнесла всю фразу, не переводя дыхания.
— Случается.
— Как, должно быть, это ужасно — для вас. Фрэнк натянуто рассмеялся:
— Мне кажется, для тех, кого я арестовываю, это гораздо неприятнее, чем для меня.
Он обнял ее одной рукой и увлек в танце.
Бальный зал был пристроен к дому. Бабушка Джонатана получила дом в наследство, а у нее было шесть дочерей, и зал для танцев, несомненно, помогал ей подбирать достойных мужей для своих дочек. Он был пристроен справа к основному зданию и благодаря богатству вьющихся растений и очаровательному английскому саду прекрасно гармонировал с террасой под окнами гостиной и уже не раздражал своим видом, как это было, когда его построили.
Пол был начищен до блеска, играла великолепная музыка, и они оказались прекрасными партнерами. Мирри была маленькой, податливой, легкой и отлично танцевала. Фрэнк с недоумением подумал, что она могла бы соперничать с Джорджиной Грей, которая проплыла мимо них в это мгновение в объятиях лорда Пондсбери: тот все танцы исполнял как джигу собственного изобретения. Учитывая это обстоятельство, Фрэнк высоко оценил добрую улыбку, игравшую на губах Джорджины.
Подняв на него глаза, Мирри воскликнула:
— Вы прекрасно танцуете!
— Благодарю вас, мисс Филд.
Когда она улыбалась, на щеках у нее появлялись ямочки.
— Пожалуйста, не называйте меня мисс Филд — просто Мирри. И это мой первый танец.
— Ни за что не поверил бы. Вы отлично танцуете.
— Я обожаю танцы, — произнесла она с благоговением. — Хотела заниматься балетом, но там надо начинать с юного возраста, а у нас тогда не было денег, чтобы брать уроки. Было ли у вас когда-нибудь страстное, безумно страстное желание, от которого пришлось бы отказаться из-за того, что у вас не было денег и не было никакой возможности достать их? Думаю, вам не приходилось переживать ничего подобного, и вы, естественно, не понимаете, какие чувства испытываешь при этом.
Фрэнк прекрасно понимал ее, но не собирался делиться с ней своими переживаниями. Он готовился к карьере адвоката, но после смерти отца пришлось отказаться от этой мысли.
— Жаль, что так получилось. Чем собираетесь заняться вместо этого? — спросил он.
Румянец был ей очень к лицу. Темные ресницы опустились. Она пробормотала:
— Дядя Джонатан так добр. — И затем добавила: — Послушайте, вы замечательно танцуете!
Они продолжали танцевать.
Позднее, когда они сели передохнуть, она вдруг прервала ничего не значащую болтовню о том, о сем, приподняла оборку своей белой, отделанной рюшем юбки, которая облаком вздымалась над низким креслом, и сказала:
— Представляете, это первое в моей жизни собственное платье!
Его тронуло удовольствие, прозвучавшее в ее голосе, и что-то еще.
— А кому принадлежали другие?
— Их перешивали для меня, — ответила она.
— Вы хотите сказать, что у вас были старшие сестры?
— О нет, они принадлежали чужим людям. Я никогда не слышала о них — нам как бедным родственникам присылали подарки. Вы не представляете, как унизительно получать такие посылки.
— Гораздо хуже было бы, если бы вы вообще не получали их.
— Лучше бы их не было. — На ее лице появилось скорбное и укоризненное выражение. — Вы просто не понимаете, как это ужасно. Некоторые вещи были такие уродливые и не годились мне. Наверное, кое-что принадлежало Джорджине. Она отрицает, но я уверена, что это так. Вы знаете, она старше меня и намного выше, и ее вещи всегда были мне велики. Приходилось все перешивать, мне говорили: «Через год-другой дорастешь до нужного размера», но этого не произошло. Мне кажется, эти вещи мешали моему росту. Как, по-вашему, если ненавидишь какое-то платье, может это повлиять на твой рост? Если не захочешь дорасти до него? Это было кошмарное платье с желтыми полосками, совсем как у пчелы, и мне пришлось носить его, никто не спрашивал, идет оно мне или нет. — Она глубоко вздохнула и добавила: — Я возненавидела своих родственников.
Фрэнк лениво откинулся на спинку кресла. Не впервые ему приходилось выступать в роли наперсника девических признаний. Он так долго общался со своими кузинами, что они совершенно перестали стесняться его.