— Ах ты, щенок! — прохрипел Тритус.

Затуманенными глазами я следил, как «Гиперион» скрывается из виду, по мере того как мы начинаем снижаться.

— Я тебя за это в тюрьму упеку! — шипел Тритус, но не попытался остановить меня. Да и никто не шевельнулся, они все были слишком слабы.

Потом я дотащился до пульта управления газовыми отсеками и стравил ещё немного гидрия, ровно столько, чтобы нормально выровнять корабль и обеспечить плавный спуск. На грудь навалилась огромная тяжесть, выдавливая воздух из легких. Небо не хотело, чтобы я дышал.

Встав к штурвалу, я развернул нас на прежний курс, на запад, и уставился на альтиметр, чтобы удостовериться, что мы действительно снижаемся, потому что не доверял больше своим чувствам. Мы остались с двумя двигателями, минимумом гидрия и совсем без балласта, но, если повезет, всё это можно исправить в ближайшем порту.

Персональный лифт, сверкающий зеркалами и медью, стремительно вознес меня к юго-восточному причалу Эйфелевой башни. Лифт завис над первой платформой и в следующую секунду грациозно скользнул вниз и замер. Хмурый служитель в черном со щелчком откинул сетчатый защитный экран, и я шагнул в водоворот и ароматы шумного ресторана. Болтали посетители, сновали вокруг официанты, словно исполняя замысловатый танец, лязгали ножи, звенели бокалы. Глаза мои сразу же обратились к окнам от пола до потолка. Отсюда, с высоты шестисот футов, из ресторана «Жюль Верн» открывалась панорама города, словно из иллюминатора воздушного корабля — картина, доступная обычно лишь богатым и знаменитым.

Положитесь на Кейт де Ври в выборе самого модного ресторана во всём Париже.

Наверное, она подумала, что мне будет приятно находиться на такой высоте.

Я глядел на всех этих изящных леди и джентльменов, на их экстравагантные шляпки, наряды и меха, и словно с легкостью перенесся назад на «Аврору», прислуживать в обеденном салоне первого класса. Безусловно, там я чувствовал бы себя увереннее. Но сегодня я посетитель. По крайней мере, мне хватило ума надеть униформу Академии, пусть и поношенную. Я чувствовал себя слишком молодым и бедным, словом, самозванцем.

Ко мне подскочил метрдотель. Он скользнул по мне оценивающим взглядом, сразу отметив и потертые обшлага куртки, и следы выведенных пятен на лацкане. Шесть месяцев назад, когда я покупал форму, в тусклом свете магазина она выглядела достаточно прилично. Но здесь, среди великолепия ресторана «Жюль Верн», я с тем же успехом мог бы появиться в лохмотьях. Жаль, не разорился тогда и не купил себе хорошую новую форму, как все остальные. Но с тех пор как привык считать каждую монету, каждую трату воспринимал как излишнее расточительство. И я всегда знал, что маме и сестренкам эти деньги нужнее. Хоть я и плачу сам за обучение и жилье здесь, в Париже, всё равно чувствую себя виноватым, что больше не могу посылать своим в Северную Америку жалованье юнги.

— У мсье заказан столик? — осведомился метрдотель, сверяясь с огромной книгой в кожаном переплете, лежащей на пюпитре из орехового дерева.

— Полагаю, на имя де Ври.

— Прошу сюда.

Он посмотрел на меня едва ли не с обидой и быстро повел к самому дальнему столику, какой только смог найти. Сердце у меня оборвалось не потому, что столик оказался рядом с кухонной дверью и у окна с видом на огромное колесо и тросы лифта, но потому, что Кейт ещё не было.

Я нарочно опоздал на двадцать минут, надеясь прийти позже её. Кейт всегда опаздывала. И некоторое время тому назад я решил опаздывать тоже. Посмотрим, как ей это понравится. Но если я опаздывал на пять минут, то она — на десять. Если я — на двадцать, то она — на сорок. Не знаю, как ей это удается. Все мои усилия пошли насмарку. Сегодня это было особенно возмутительно, поскольку в присланной ею утром записке речь шла об особой точности. «Ровно в двенадцать тридцать», — написала она, подчеркнув слово «ровно», словно я был из тех, кому нужно об этом напоминать.

— Угодно ли мсье заказать что-нибудь из бара? — поинтересовался метрдотель, придвигая мне стул.

— Думаю, я подожду, пока придет мисс де Ври, — ответил я.

— Разумеется.

Не прошло ещё и сорока восьми часов, как я вернулся в Париж. После аварийной посадки «Бродяги» на Цейлоне корабль был не в том состоянии, чтобы лететь дальше. Мистера Домвиля, всё ещё лежавшего без сознания, отправили в госпиталь. Я хотел остаться и удостовериться, что с ним всё будет в порядке; я даже предлагал помочь в ремонте «Бродяги», но капитан Тритус ясно дал понять, что не желает больше меня видеть. Он велел мне держать рот на замке и выставил за дверь. Ничего не оставалось, как отправляться обратно в Париж.

Хоть бы Кейт поторопилась. Нам было непросто встречаться в промежутках между её и моими занятиями. Она приехала летом, три месяца назад, со своей ужасной компаньонкой, чтобы подыскать квартиру на время учебы в университете. Я знал, что мисс Симпкинс не одобряет нашей дружбы. Хоть я и был теперь курсантом престижной Воздушной Академии, она всё ещё помнила меня юнгой и полагала, что у меня нет ни малейшего права общаться с юной мисс де Ври. Но мы всё равно встречались, по меньшей мере раз или два в неделю, обычно в квартире Кейт, а мисс Симпкинс сидела в уголке, делая вид, что читает. Интересно, заявится ли она сегодня на ленч? Надеюсь, что нет. Мне надо столько рассказать Кейт.

Я немного понаблюдал, как работает лифт, потом повернулся лицом к ресторанному залу и увидел, что я здесь самый молодой — моложе остальных лет этак на тридцать.

Я заметил трех братьев Люмьер, самых знаменитых создателей кинофильмов в мире, они спорили о том, кому достанется последний шоколадный эклер. За другим столиком мужчина, подозрительно похожий на великого Фарини, развлекал своих гостей, наливая шампанское из стоящей у него на ладони бутылки в хрустальный фужер, который он, балансируя, удерживал на мизинце. На другом конце огромного зала ярко накрашенная леди в наряде с павлиньими перьями стучала по столу кулаком и громко говорила что-то группе шокированных усатых джентльменов. Я узнал её по фотографии в газете. Ей повезло отыскать золото на Юконе, и теперь, сделавшись богатой, она пыталась купить Эйфелеву башню и переправить её в Канаду, балка за балкой. Пока безуспешно.

Я взглянул на замысловато изукрашенные ресторанные часы. Кейт опаздывала уже на полчаса. Мимо прошел официант с чересчур напомаженными волосами и поинтересовался, готов ли я сделать заказ. Когда я ответил, что всё ещё жду моего друга, он одарил меня весьма подозрительным взглядом и удалился. Я видел, как он прошептал что-то метрдотелю, и оба они зло посмотрели на меня. Щеки мои пылали.

Чтобы отвлечься, я уставился в огромное ресторанное окно. Чамп де Марс — аэродром популярный, и в небе было полно воздушных шаров, маленьких летучих суденышек, катающих туристов над крышами и шпилями города. Крылатые орнитоптеры тоже сновали по моросящему дождем октябрьскому небу с назойливым комариным зудением. Некоторые подлетали к башне совсем близко, потому что под второй платформой для них были обустроены стыковочные трапеции. Самая же верхушка Эйфелевой башни предназначалась для наиболее роскошных воздушных лайнеров, и я с восхищением смотрел, как один из них с величавой грацией подходит к причалу.