Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Алло…
Из трубки донесся бодрый голос Ивана Филипповиа. Он сообщил, что нашел номер сына Михалыча, и надо с ним связаться, для чего он, Иван Филиппович, сейчас подъедет к Клавдии Васильевне.
Клавдия Васильевна мигом вскочила с кровати и принялась носиться по дому, как угорелая. Через полчаса, когда Иван Филиппович позвонил к ней в дверь, она причесанная и, одетая в простенький, но элегантный, домашний костюм, снимала со сковородки последнюю порцию оладушек. Она встретила Ивана Филипповича вопросом:
— Ну, что, вы дозвонились до сына Михалыча?
— Я? — удивленно протянул тот, — нееет. Я думал, мы вместе… Вот, я номер записал. Мне его дала соседка, а она…
Клавдия Васильевна перебила его:
— Стоп, какая соседка? Давайте, звоните уже скорее!
— А почему я? — растерялся Иван Филиппович.
— А что, я что ли?! — терпение Клавдии Васильевны было на пределе. Она прекратила напрасный спор и выхватила из рук Ивана Филипповича бумажку с телефоном. Пальцы слегка дрожали, пока она вбивала номер телефона. И вот пошли длинные гудки.
— Как его зовут? — торопливо зашептала Клавдия Васильевна, — ну, же говорите быстрее!
— Ми… Миша, — заикаясь произнес Иван Филиппович.
Клавдия Васильевна закатила глаза к потолку. Но вот на том конце провода сняли трубку.
— Алло, это Михаил… Иванович? — чуть запнувшись, спросила Клавдия Васильевна.
Михалыч открыл глаза и с минуту озадаченно рассматривал низкий потолок, обшитый потемневшими досками. «Где я?» — озабоченно задал он сам себе вопрос. Попытался сесть и осмотреться, но от малейшего движения в висках затарабанили молоточки. «Ооооо!» — простонал он и снова откинулся на спину. В голове зашевелились воспоминания. Они с Николаем… баня… первая бутылочка Николаевой настойки, потом, кажется была еще…
Тут дверь распахнулась, пропустив солнечный свет, свежий, даже немного морозный воздух, и Николая. Тот стоял, заполнив собой дверной проем, и держал в каждой руке по баночке пива.
— Михалыч! Ну, как ты тут? Как переночевал? Что снилось на новом месте?
Михалыч страдальчески сморщил лицо и натянул одеяло до самого подбородка. По ощущениям, он лежал в чем мать родила, и, несмотря на то, что Николай был мужеского полу, испытывал стеснение от полного отсутствия одежды.
— Коля, — слабым голосом проговорил он, — Коля, что мы вчера пи…ли? Это какая-то взрывоопасная смесь замедленного действия? И взорвется она сейчас в моей голове…
— Михалыч, не дрейфь! — бодро сказал Николай, — вот тебе средство для обезвреживания взрывчатки. С этими словами он протянул Михалычу баночку пива. Прохладную. С бисерными капельками влаги на жестяных боках. И этот ласкающий ухо звук — шшшшш-пок!
Михалыч при виде заветной баночки напрочь забыл про стеснение, откинул одеяло и жадно припал к жестяному горлышку. Залпом опустошив половину, он, издав не совсем приличный рыгающий звук, прислонился к стене и протянул:
— Фууууууу… Хорошооооо…
Хозяйственный Николай накрыл стол на веранде. Рядом с парой жестяных баночек велкопоповетского пива стоял горячий чайник, тут же пузатилась стеклянная банка нескафе и сахарница с оранжевыми цветами на выпуклых боках. Большая тарелка с крупно нарезанными помидорами и огурцами, тарелка поменьше с кружками полу копчёной колбасы. В плетеной хлебнице толсто нарезанные ломти черного хлеба. Центральной составляющей этого садового натюрморта была большая чугунная сковородина со шкворчащей и шипящей глазуньей из десяти яиц.
Михалыч в калошах на босу ногу, в широченных штанах, подвязанных веревочкой (взятых у Николая напрокат взамен своих, облитых машинным маслом) и в николаевском же бушлате на голое тело, с жадностью набросился на еду. Поначалу он думал, что ему кусок в горло не полезет, но после чудодейственной силы велкопоповетского и свежего осеннего воздуха у него разыгрался зверский аппетит.
В то время, как он, взяв ломоть хлеба в палец толщиной и такой же по толщине кружок колбасы, подцеплял вилкой яичницу со сковороды, Иван Филиппович скованно пытался намазать вареньем оладушку и не капнуть при этом вареньем на стол. Аромат свежесваренного кофе щекотал ноздри Ивана Филипповича. Он сделал мелкий глоток, но кофе был слишком горячим, Иван Филиппович от неожиданности дернулся, расплескал кофе, и капнул-таки вареньем на кремовую скатерть. Шепотом чертыхнувшись, он попытался бумажной салфеткой уничтожить следы преступления, мысленно проклиная Клавдию Васильевну за то, что она усадила его завтракать. Он не привык к таким церемониям и исподтишка посмотрел на Клавдию Васильевну — заметила она или нет его оплошность. Но та энергично ходила по кухне взад-вперед и разговаривала по телефону.
— Да, Михаил, я вам благодарна, что вы перезвонили… Простите, что отвлекаю вас от дел, понимаю, вы далеко, у вас командировка, а тут мы с такими вопросами, но поймите нашу обеспокоенность. Ваш папа сутки не выходит на связь. Вы когда ему звонили? Еще раньше, два дня назад? Вот видите. А он ни на что не жаловался? Да… Я очень переживаю… Поймите, в нашем возрасте всякое может быть. Вдруг ему плохо, он дверь открыть не может? Да мы были в саду! Нет его там!
Клавдия Васильевна не сдержалась и повысила голос. Но тут же взяла себя в руки и продолжила уже спокойнее.
— А у вас имеются ключи от квартиры отца? Ваша жена в городе? Может мы за ней съездим, привезем ее с ключами, и как свидетеля… Ой, простите, я всякую чушь несу, переволновалась немного… Что? И ее нет в городе? А… сынишка, он один дома что ли? Тоже уехал? Но учебный год только начался… Я думала… ах, отпросились… понятно, не сочтите меня бестактной, я вовсе не хочу лезть в ваши семейные дела, мне бы просто убедиться, что с Иваном Михайловичем все в порядке. Простите, пожалуйста, за беспокойство, но я так волнуюсь, так волнуюсь.
Клавдия Васильевна отложила телефон и горестно развела руками.
— Ну, вот, теперь уже не знаю, что и делать — сына нет в городе, и ему вообще кажется наплевать, что с отцом. И в милиции искать не хотят…
— В полиции, — робко вставил Иван Филиппович.
— Что?
— В полиции, говорю, а не в милиции.
— Ах, какая разница! Что в милиции не работали, что в полиции искать не хотят. И что, что теперь делать? — Клавдия Васильевна нервно кусала губы.
— Ну… только ждать остается, — подвел итог Иван Филиппович.
На том и порешили.
