который управлял всем оркестром скота, и говорю: (Слушай, давай ты отстанешь от моего сына, иначе не поздоровиться тебе?). Вспоминаю… он ответил нечто вроде: (Да? И что ты мне сделаешь, если я тебе не подчинюсь?). Вот. Этого я боялся. Что отвечать после дерзкой заявы? Бить детей я не могу. Это неправильно. С воспитателем поговорить? Я так покажу уже свою слабость. Естественно, я развернулся и ушёл с болью на сердце от состояния беспомощности. В этот момент, да и сейчас, когда я вспоминаю, моя самооценка резко подрывается. Оказывается, какой-то ребёнок сильнее меня! Помню, тогда я задумывался, что и мальчик мой будет слабым. Кем он вырастет? Если отец не может постоять сам за себя? Зачем вообще я решился на ребёнка, зная, что не смогу подготовить его к суровой жизни, впоследствии обрекая его на вечные муки? Господи! Наверное, потому, что не хотел, как итог, остаться одиноким…”.

Ход мыслей прервали пьяницы, идущие навстречу, в частности возгласы, ибо Престон на самом деле разглядывал* асфальт. Тело заставляло содрогаться в конвульсиях, будто от холода. Мысли перешли в иное русло. “Что я буду делать, если они до меня сейчас докопаются? ЧТО?!? Господи, пожалуйста, не давай мне таких непосильных испытаний!”. Силуэты приближались, шатаясь из стороны в сторону. Стало слышно, они вроде под губы себе поют. “Вот сейчас они как на меня нечаянно упадут, а те в свою очередь скажут (эээ чё обниматься лезешь?). Развернуться и уйти я также не имею права. Если спокойным шагом идти обратно, то эти буйные крики не дадут мне покоя до самого конца дороги. Тут то и свернуть некуда. Ещё подзывать, не дай бог будут. А потом надо делать вид, якобы не слышал их. После чего начнётся мат в мою сторону… Не нравится мне психологическое давление. А если бежать как вариант также я не нахожу в этом ничего привлекательного. Вдруг они меня по одежде запомнят, если не по лицу? Как мне потом выходить на улицу? Такие люди только и ищут наживу, вроде таких как я. Да и для себя я упаду в авторитете, лишний раз доказывая, что я долбанное ссыкло!.. Нет, я выдержу. — Престон сжал кулаки. — Я пойду туда, куда сам захочу, а не куда ЛЮДИ, ой… то есть, а не куда МОЗГ скажет мне идти!”.

Вот они уже рядом. “Их мерзкие, счастливые чайники…”.

Люди, с нетрезвым состоянием благополучно прошли. Они перекинулись глазами, но вряд ли вспомнят на следующий день мужика с трассы, который заметно мандражировал от холода.

“Чёрт подери, какой же я трепетный человек! Просто пройти перед людьми — уже на дерево лезу! А сколько мыслей то было… и всё так легко прошло. В очередной раз. Но вернёмся к нашим баранам. Я помню, как моя жена Лори настаивала, чтоб у нас появились дети. Хотя мы и обговаривали проблему ещё на дальних берегах, что я не хочу детей. Мне тогда было тридцать лет! Год 1993. И спустя шесть лет она начала настаивать настолько сильно, что я невольно дурак согласился. Дело в том, что я не хотел её терять, не хотел остаться впоследствии один. Она — мой смысл жизни. Мне бабушка ещё говорила, что пора девчонку мне искать, когда было девятнадцать. А по итогу стал искать в двадцать семь, когда однажды моя милая бабушка покинула земной свет. Она была в меру строга, в меру добра. Мы были с ней как друзья, не разлей вода. Ох, Роуз, знала бы ты, во что я вляпался… А впрочем, хорошо, что ты не знаешь, стыдиться за меня не надо.”.

Снежные сырые холмы, как американские горки; то опускались, затем поднимались. Где-то вдалеке послышался волчий вой. Взошла полная луна. На секунду Престон подумал, что его сейчас съедят волки, но потом пришёл к выводу: В этом есть и свои плюсы. За соснами ничего не было видно. Сплошная тьма, окутавшая асфальтированную дорогу, по которой шёл отец Ричарда. Уличные фонари присутствовали, но они, скорее всего, ставились для галочки, для инспекции.

“Я наблюдаю, как с каждым днём на моём сыне всё больше и больше угрей… Это видимо от стресса. По его уставшему виду в душе легко додуматься, что над ним издеваются… И что я могу сделать? Сменить школу? Увы, она одна. Поговорить с директором? Я думаю вряд ли что изменится. Отчислять учеников школа в принципе не имеет право, поскольку это их обязанность — обязательно выучить до девятого класса. А сам я поговорить с хулиганами не решусь; они меня не послушаются. И лишь сильнее будут над моим сыном глумиться за донос родителям, несмотря на то, что он мне ничего не сказал. Вот так и остаётся закрывать на всё глаза… Козья морда, это так больно… Кем он станет в будущем? Таким же, как и я? Терпилом и желающей всем понравиться мразью, об которой будут все неустанно вытирать ноги? О нет!!! Я наблюдаю социальную деградацию личности ещё с пятого класса, когда моему было всего одиннадцать лет… Человечек, с огромными амбициями, которые впоследствии отняло общество — жизнерадостность и целеустремлённость…”.

Полная тишина погружало Престона в ощущение, будто мир остановился, а время перестало наворачивать очередной круг. И только хруст подошв о снег по асфальту отчётливо слышался как никогда прежде.

Дошёл до развилки. Одна вела чуть наискосок влево, а другая чётко вправо. Разумеется, ему вправо. В противном случае отец Ричарда забредёт в неизведанную ему чащу. Вправо, потом ещё вправо и прямо. Больше половина пути уже пройдена. Это его радовало, но в то же время огорчало. Престон устал. Появилось желание выпить холодного молочка и баиньки. Запульсировала голова. Ежесекундно из черепа доносились ругательства в свою сторону, которые он, к сожалению, никак не мог подавить.

Вибрация земли дошла до ступней немолодого человека, синяя рубашка которого была заправлена под брюки цвета дна Тихого океана. Издалека доносились новые звуки. Моторные. С каждой секундой Престон убеждался в том, что хозяин суеты — машина, которая передвигается. Довольно на неприемлимой скорости. Она вылетела на шоссе. Это был гелик. Чёрный цвет блестел на фоне ночи, словно звёздочки, которые висели на небе. Решили прогуляться и ближе познакомиться с бытом Земли. Весь затонированный, он проскочил Престона в один миг.

– -

Выйдя из детского дома, ночь властвовала частью планеты по полной программе. Ветер обдавал приятными переменами щекотливого холода. Новый снег приятно хрустел под ногами.

— Ухх, славный дядька этот воспитатель… Какой чай душистый! Взяла