Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пошляк! — сморщился канцлер. — Между прочим, у Флоранс нет любовника. И не было.
— Да шо ви говорите?! — усмехнулся Сергей. — Откуда сведения? В спальне принцессы дежурили?
— Осел! — разозлился Хорхе. — Ты хоть бы для приличия вникал в жизнь двора! Закопался в своих бумагах. Это дворец! Здесь даже мышь, если проскользнет в чью-то спальню, назавтра станет предметом обсуждения. Что ты себе позволяешь? Сосунок! Думаешь жизнь просидеть за моей спиной? Мне шестьдесят три года! Если завтра умру, что станет с тобой? Кому будешь нужен?! Король стар и болен, а у Флоранс в гостиной каждый вечер сидит наследник. Он обожает старшую сестру. Ты собираешься заводить полезные знакомства или нет? Сколько можно учить? Слушай приказ! Сегодня же пойдешь к принцессе и постараешься ее очаровать! Ее и наследника! Понял?
— Да, милорд! — поклонился Сергей…
К Флоранс он явился с опозданием — из вредности. Скользнув в приоткрытую лакеем дверь, Сергей примостился на первом же свободном стуле и осмотрелся. В гостиной находилось человек двадцать, мужчины и женщины, и все, как определил Сергей, лет шестнадцати — восемнадцати. Скорее всего, пажи и фрейлины принцессы. Детский сад. Флоранс в ее двадцать два года, наверное, казалась этим юным созданиям умудренной жизнью дамой. О Сергее с его неполным тридцатником и говорить нечего — дедушка. Среди гостей обнаружился и наследник — тонкий юноша с едва заметным пушком на верхней губе. Он сидел рядом с сестрой, внимая разряженному придворному, который декламировал нечто заунывное.
Появление Сергея осталось незамеченным. Только Флоранс сверкнула гневным взором в его сторону. Сергей сделал вид, что не заметил. Плевать ему на ее гнев, как на этих вертопрахов и бездельников! Какая от них польза? Только и умеют, что жрать и трахаться. Мусор, балласт, раковая опухоль на теле империи.
Для злости у Сергея были основания. После полудня пришла весть: убит курьер канцлера — третий в этом году. Курьера нашли неподалеку от Киенны, раздетого и обобранного до нитки — типа пал от рук разбойников. Однако никто в ведомстве Хорхе заблуждался насчет истинных причин этой смерти. Так близко к столице разбойники не шалили. Заговорщики в очередной раз показали зубы. Перехваченное послание они не прочтут — зашифровано, но работа встанет на несколько дней. Курьеров нужно отправлять в сопровождении охраны, а это распыление сил и средств. У погибшего осталась семья…
Сергей почти не слушал чтеца. Что-то о любви и страданиях — неуклюжее и корявое. У Рея стихи хоть грамотные. Делом бы занялись! В пограничных частях не хватает офицеров. Показали бы себя вместо того, чтобы в приемных штаны протирать! Ингрийцы повадились ходить в набеги, требуется гонять горцев. Глядишь, и прониклись бы служением империи!
Чтец закончил декламировать и поклонился. Слушатели восторженно зааплодировали. Сергей скривился. Флоранс это заметила.
— Вам не понравились стихи Бастиана, граф?
— Да! — подтвердил Сергей, вставая.
Десятки глаз уставились на него с осуждением.
— Почему?
— Один поэт на моей родине как-то сказал: «Я допускаю, что стихи могут быть без ритма, я допускаю, что стихи могут быть без рифмы, я допускаю, что стихи могут быть без смысла, но нельзя, чтобы все сразу в одном стихотворении».
Бастиан покраснел и шлепнулся на стул.
— Вы хотите сказать, граф, — нахмурилась принцесса, — что знаете стихи лучше?
— Разумеется, Ваше Высочество.
— Прочтите!
Сергей помедлил. Чем их пронять?
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье,
И совершенству ложный приговор,
И девственность, поруганную грубо,
И неуместной почести позор,
И мощь в плену у немощи беззубой,
И прямоту, что глупостью слывет,
И глупость в маске мудреца, пророка,
И вдохновения зажатый рот,
И праведность на службе у порока.
Все мерзостно, что вижу я вокруг,
И это наша Родина, мой друг![1]
Последнюю строчку Сергей сознательно изменил: нечего развешивать любовные сопли! Когда он кончил читать, в гостиной воцарилась тишина. Присутствующие смотрели в пол. Первой опомнилась хозяйка.
— Это вы сочинили?
— Нет, Ваше Высочество! Великий поэт страны, где я жил. Его звали Вильям Шекспир.
— Так это не о Киенне? — обрадовался наследник.
— Да, Ваше Высочество! — подтвердил Сергей. «Хотя чем Киенна лучше Англии времен Елизаветы?» — добавил мысленно.
— Какие еще стихи Шекспира вы знаете?
— Вообще-то он сочинял пьесы, — ответил Сергей. — Очень хорошие. Я видел их на сцене.
— С ними можно ознакомиться?
— Стоит только пожелать.
— Желаем! — сказал принц.
— Тогда подождите, ваше высочество! Я скоро!
Выбравшись из гостиной, Сергей прошел коридором в крыло канцлера и спустился в подвал. Как-то он обнаружил там груды книг — провалившийся проект Миссии. По чьей-то «светлой» идее на Земле перевели на общеимперский произведения земных классиков, издав их на Гее. Только не подумали, что на Гее некому это читать. Другая жизнь, интересы… Книги мертвым грузом осели в подвале. Сергей как-то забрел сюда и запомнил, что Шекспир здесь встречался.
Подсвечивая себе экраном комма, он порылся в стопках и вытащил томик в кожаной обложке. «Ромео и Джульетта»… «Гамлет» или «Макбет» пришлись бы более к месту, но перебирать пыльную груду желания не было. Сойдет! Сергей смахнул пыль с обложки и пошел обратно.
— Вот! — сказал, вручая томик принцессе.
— О чем пьеса? — заинтересовалась Флоранс.
— О любви.
— Замечательно! — обрадовалась она. — Читайте!
— Я? — удивился Сергей.
— Конечно! — подтвердила она. — Кто же еще? Вы ведь хвалили Шекспира!
«Попал!» — подумал Сергей…
К концу второго акта голос его захрипел, и изящная ручка, затянутая в темно-синий бархат, поставила перед ним кубок с вином.
— Нет, Ваше Императорское Высочество! — возразил Сергей. — Я голоден и опьянею. Язык станет заплетаться. Может перенести читку на завтра?
— Мы хотели бы дослушать! — возразил принц. Придворные дружно закивали. — Мы лучше подождем, пока вас накормят. Что у нас есть на кухне, Жюль?
— Ужин еще готовится, — доложил лакей. — Разве что печенье.
— Молоко найдется? — спросил Сергей.
Лакей кивнул. Принц улыбнулся, а придворные, как по команде, захихикали. Взрослые люди не пьют молока. Чудит граф!