Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Похоже, за последний год у местной Фании не появилось ни одной новой тряпки. Прямо классика жанра – злобная мачеха и забитая сиротка. Ну-ну…
Время до обеда я провела, убирая чердак. Заправила кровать, хотя и не нашла покрывала. Обнаружила в углу веник, смела паутину по углам, спрыснула пол водой и вымела кучу мусора и грязи вместе с пауками. В кувшине для умывания ещё оставалась вода. В шкафу, в самом низу, нашла пару совсем уж старых, ветхих наволочек, протёрла везде, где дотянулась, пыль. Попросила забежавшую за посудой и поражённую моей деятельностью Кану принести ещё воды. Вымыла окна и остатками наволочки протёрла пол. Стало значительно легче дышать.
— Фания, давай уже одеваться.
— Кана, дай мне полотенце чистое.
— Зачем это ещё?
— Я умоюсь, я вся вспотела.
— Вот ещё, придумаешь же! Что, теперь каждый раз умываться нужно?
— Кана, я не буду перепираться с тобой. Я сейчас просто возьму любое, которое подвернётся под руку.
Ворча и что-то бубня под нос, она достала ветхое, но чистое полотенце. Я умылась прохладной водой, намочила его и протёрла всё тело. Душа нет, а взмокла я от работы сильно.
— Я готова, где одежда?
Одежду Кана принесла с собой.
Первое, что подала мне Кана, были широкие, пышные панталоны длиной до колен! Сей целомудренный предмет одежды имел разрез на самом интересном месте. Ну… Слов нет… Одевалась я молча, боялась, что, если открою рот и начну возражать, это вызовет массу вопросов. Завязала портки на талии и получила тонкую батистовую сорочку, которая села на меня довольно плотно.
Кана привычно встала на колени и натянула на меня шелковистые, но толстые чулки. Их она подвязала довольно туго чуть выше коленок. Следом – туфли из мягкой серой кожи. Они подвязывались к лодыжкам лентами крест на крест.
Пришёл черёд накрахмаленной нижней юбки. Благо, хоть не до самого пола. Синее бархатное платье с белым отложным воротничком шнуровалось на спине. Идиотизм какой! И оно мне мало! Оно жало под мышками и рукава явно коротки. Но и это ещё оказалось не всё!
Мои прекрасные длинные волосы Кана разобрала на прямой пробор, заплела две косы и уложила их «баранками». А сверху нацепила на меня такой же чепец, как и у неё! Только не войлочный, а из белого крахмального полотна. И кокетливо отогнула мне с ушей уголки!
— Ну вот, Фания! Смотри, какая ты красавица!
Я молча скрипнула зубами...
— Ты, детка, спускайся в залу. Скоро придут гости. А я переоденусь. Нельзя при гостях в простом ходить.
Меня резануло слово «залу». Зал, а не «зала». Как ни странно, я, пусть и не понимая, на каком языке говорю в этом мире, слышала, когда слово употребляется в простонародном стиле, неграмотно, в исковерканной форме. Думаю, это связано с тем, что Стефанию учили. Надо бы выяснить, занималась ли она дома или ходила в школу местную. Хотя, меня ещё удивляло и «богатство». Двадцать два дома в деревне – не слишком большой куш, прямо скажем. Ну, что ж, посмотрю на жениха и свекровь, а там и буду решать, как дальше жить.
По узкой лестнице я спустилась к залу. Заметила, что окно в стене чуть приоткрыто и там кто-то звякает посудой. Если Кана ушла переодеваться, значит, есть ещё и повариха в доме? А там, за окном – кухня?
Мачеха, кир Васса, ждала меня в комнате, сидя, как кукла, на диванчике. Странная дама. То ли и правда такая замороженная, то ли что-то строит из себя и показывает, какая она тут «владычица морская».
Здороваться она не стала, ну и я промолчала. Села я на один из стульев у стола, руки сложила на коленях и принялась исподтишка рассматривать её. Так мы и сидели в полной тишине, прислушиваясь к звукам с кухни.
Стол был сервирован на четырёх человек. Ничего необычного, кроме одной детали – ножи столовые не с правой стороны, а с левой. Зато вилки – с правой. Ладно, это непривычно, но не критично.
В комнату зашла Кана в синем шерстяном платье, со шнуровкой на груди, белым простым воротничком, манжетами у локтя и белым передником.
— Кир Васса, Тина сказала, что первое готово.
— Гости, похоже, задерживаются, Кана.
Ужасно неприятный у неё голос!
В этот момент раздался стук в дверь и служанка пошла открывать. Несколько минут невнятного шебуршания в прихожей и на пороге возникла высокая, сухопарая дама, в коричневом тусклом платье, нелепом белом чепце-шапочке с коричневой же окантовкой и очень постным лицом. Кир Васса встала с дивана, вежливо улыбнулась и, подойдя к даме, чмокнула воздух у её щеки. Выглядело это ужасно нелепо и нарочито, но я этого почти не заметила, я с ужасом смотрела на предполагаемого жениха.
Синдром Дауна всегда оставляет на лице неизгладимый отпечаток…
— Стефания! Поприветствуй наших гостей! – голос кир Вассы резанул по нервам.
Я совершенно машинально поднялась, подошла к гостям и автоматически присела в полупоклоне. Тело проделало всю эту работу без моего участия. Какая-то мышечная память на движения. Подняла глаза – жених радостно скалился мне.
— О, кир Васса! Ваша девочка так нравится Жожелю! Он уже давно скучает без жены, бедный мальчик…
Бедный мальчик весил под сотню, имел небольшое брюхо и ростом был не обижен.
На женихе была брусничная бархатная куртка с атласной отделкой, белая рубашка с кружевным жабо, бархатные чёрные штанишки чуть ниже колена и белые чулки. Огромные туфли из чёрной кожи украшали золочёные пряжки. Если бы не его дебильноватое лицо со струйкой слюны в углу рта, то я бы сочла наряд красивым. Очень низкий лоб, чёрные, смазанные маслом или воском волосы зачёсаны назад, несколько прыщей, тщательно припудренных, пухловатый, неловкий, большие ладони с короткими жирными пальцами. И этими руками он взял меня за щёки и потискал, как ребёнка, счастливо улыбаясь при этом.
— Мама, смотри, мама… Это — жена.
Меня передёрнуло, и я, невольно, шарахнулась в сторону. И получила очень неодобрительный взгляд будущей свекрови.
— Кир Стефания! Не стоит стесняться! Жожель просто очень рад вас видеть! Он, на правах жениха, имеет некоторые привилегии, кир Стефания! И кир Васса подтвердит это.
Разумеется, кир Васса тут же подтвердила:
— Стефания, не смей капризничать!
Рук никто не мыл и сразу же сели за стол. Кана внесла фарфоровую супницу и разлила бульон с клёцками по тарелкам. Первой – кир Пунте, мамаше жениха, второй – Вассе, потом этому самому Жожелю. Он оживился и начал говорить:
— Очень-очень рад! Очень-очень суп! Жожель любит суп!
Кана подошла и повязала ему большую белую салфетку, как ребёнку. Ел он быстро, жадно и неряшливо. А мне кусок не лез в горло. Но Жожель это мгновенно исправил. Громко дохлебав свой суп, он влез рукой в мою тарелку и, смеясь, выловил две клёцки. Одну успел сожрать, а вторую уронил на скатерть. Обе дамы ласково улыбались и кир Пунта, вытерев Жожелю руки вышитой салфеткой, ласково погрозила пальчиком: