— Она пыталась два раза, но ее не пустили, — сказала Сабина,— я тоже хотела туда попасть, но никого к нему не пускают. Только его адвоката.И пока судебный процесс не закончится, они не обязаны никого пускать.

— Значит, она тоже переживает?

— Возможно. Но я в это не верю. Она какая-то потерянная, ноне несчастная. А ведь ему грозит очень серьезное наказание. Или, возможно, этотолько мне так кажется. Ведь дядя был далеко не бедным человеком. Своя дача ниНиколиной Горе, дом в центре на Ленинском, акции, машины. Я думаю, что он стоилпорядка восьми-девяти миллионов, которые в случае его осуждения отойдут еговторой супруге.

— Вы же юрист, — напомнил Дронго, — а его девочки?

— Им исполнилось несколько месяцев назад восемнадцать лет, —ответила Сабина, — значит, они уже совершеннолетние и по закону могут ничего неполучить, если их отец не оставит специального завещания.

— Теперь понятно.

— Что вам понятно? — она потянулась к пачке сигарет. Онперехватил пачку и отнес ее к столу. Оставил там.

— Чтобы вас не соблазняла, — добавил Дронго. — Теперь яскажу, что именно мне понятно. Это запутанное и очень сложное дело, за котороенельзя браться. Просто потому, что в нем нет ни единого шанса, за который можноухватиться. И тем не менее я готов попытаться вам помочь…

— Спасибо, — взволнованно произнесла гостья, снимая очки.Она достала платок и осторожно вытерла уголки глаз.

— Мы готовы заплатить вам необходимый гонорар, — уже менеерешительно добавила она.

— Тогда лучше моей маме, — порекомендовал Дронго, — и незабудьте, что именно благодаря ее дружбе с вашей бабушкой я готов вам помочь. Атеперь сделаем главное. Нужно сообщить вашему дяде, что у него появился второйадвокат. По закону он имеет право на несколько защитников. Меня оформят, чтобы ямог с ним встречаться. И для начала мне нужно будет поговорить с господиномБоташевым. Вы меня понимаете?

— Да, — кивнула она, — можно, я сразу попрошу вас об одномодолжении?

— О чем?

— Верните сигареты.

— Не верну, — ответил Дронго, — и вообще бросайте курить.Иначе через несколько лет столкнетесь с глупыми проблемами, которых можно былоизбежать. Считайте, что я реквизировал вашу пачку сигарает в счет моегобудущего гонорара. На таких условиях вы согласитесь оставить мне эту пачку?

Она кивнула, с трудом сдерживая улыбку.

Он приехал в юридическую консультацию на встречу садвокатом. Боташеву было только шестьдесят семь, но выглядел он гораздо старше.Редкие волосы на крупной голове, большие слезящиеся глаза, крупные бородавки иродимые пятна на лице. Он выглядел равнодушным и спокойным стариком, которыйуже смирился со своим возрастом и терпеливо ждал, когда закончится егожизненный срок. Таких людей уже ничего не волновало и не могло выбить изпривычной жизненной колеи. Его обычно назначали на уголовные дела, по которым необходимобыло присутствие адвоката. Обычно он не очень старался, так как понимал, чтоего обязанность всего лишь дань формальности. На это дело его назначили ещемесяц назад и он покорно согласился.

Жагафар Сабитович работал адвокатом уже сорок пять с лишнимлет. Он еще помнил времена, когда осуждали валютчиков при Хрущеве, которымпоменяли статью уже после ареста и расстреляли по приказу Центрального комитетапартии. Он помнил годы, когда за хищение социалистической собственностинаказывали гораздо строже, чем за убийство, а за взятку давали расстрелы,которые не получали насильники женщин и детей. Он помнил времена первыхкооперативов, первых частных ресторанов и первых коммерческих банков. Целаяжизнь прошла у него перед глазами. Если столько видишь и узнаешь, то поневолестановишься циником. А если еще и постоянно сталкиваешься с человеческойподлостью, низостью, ложью, то поневоле становишься меланхоликом и стоиком. Ипостепенно соединяешь в себе все эти качества, когда понимаешь всенесовершенство человеческой натуры.

Дронго с первой минуты оценил потухший взгляд пожилогоадвоката. И пожав ему руку, уселся напротив за коротким столиком.

— Добрый день, Жагафар Сабитович, — энергично начал Дронго,— меня наняли родственники вашего клиента. Они считают, что будет лучше, еслиинтересы Абасова будет представлять и его земляк.

— Здравствуйте, — кивнул Боташев, — мне уже звонила егоплемянница. Вы адвокат?

— Я профессиональный юрист. У меня есть диплом, — улыбнулсяДронго.

— Но вы не член коллегии адвокатов, — уточнил Боташев.

— Насколько я знаю российские законы, интересы подзащитногомогут представлять лица, не состоящие в вашей коллегии, — напомнил Дронго.

— Они могут быть представителями частных авдокатских бюро, —согласился Боташев, — но у вас должна быть доверенность.

— У меня оформлены все документы, — достал их из своей папкиДронго, — можете не сомневаться, я вас не подведу.

— Очень хорошо, — кивнул Боташев, — значит, все в порядке.После обеда я поеду к моему подзащитному. Нам нужно сначала заглянуть кследователю, а потом отправимся к господину Абасову. Между прочим, его банкхотел нанять ему хорошего адвоката. Они готовы были заплатить даже Резнику илиПадве. Можете себе представить, сколько стоят такие адвокаты? Но он отказался.Не захотел, чтобы у него вообще был адвокат. И все сразу признал. Я советовалему ничего не подписывать. Но он все сразу признал и все подписал. Теперь я уженичего не могу сделать.

— Вы пытались объяснить, чем именно ему грозит полноепризнание своей вины?

— Конечно. Он же не ребенок. Достаточно умный человек,работал в такой ответственной должности. И так неразумно себя повел…

— Как он объясняет свое поведение?

— Никак, — пожал плечами Боташев, — он ничего не объясняет.Нормально рассуждает, нормально мыслит. Все понимает. Все знает. Но как толькоя спрашиваю его о случившемся в отеле, он сразу замолкает, замыкается в себе. Ини с кем не хочет разговаривать. Я приносил ему приветы от жены, племянницы,брата. Он упрямо молчит. Только один раз попросил меня передать его извинения.Когда я сказал, что ему передал привет президент банка. Он просил передатьИосифу Яковлевичу его извинения…

— За что? — уточнил Дронго, — он сказал, за что именно?

— За то, что сорвался и не оправдал его ожиданий. Так исказал, попросил прощения. И все. Больше он мне ничего не говорил. Но вы самивсе услышите. Боюсь, что с вами он тоже не будет разговаривать. Хотя кто знает.Вы же его земляк.

— И как он объясняет свой дикий поступок?

— Личной антипатией к погибшему. Говорит, что они все времяссорились на работе.