Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром, пробыв сутки, и взбаламутив всю компанию, девушки засобирались. Их никто не удерживал. Ситуация накалялась, и удалить из эпицентра потенциального взрыва нескольких возмутителей спокойствия было бы только на пользу.
Максим проводил их до станции и возвращался, погруженный в невеселые мысли. Ему не надо было спрашивать Тимофея, было ли у него что-то с Перловой. Это было так очевидно, так мерзко. В задумчивости он рубил руками воздух. Тимофей должен отпустить Аську, что б у нее был выбор, а него появился бы шанс. Сбоку показался киоск. Максим купил на вечер четыре бутылки фисташковой настойки и отложил дальнейшие размышления до разговора с Ахавом.
Фисташковая настойка была русским ответом «Amaretto Disaronno». Кашинский завод выпускал это отличное пойло, которое нравилось девушкам, и было достаточно крепкое для мужиков.
Амаретто Максим пил лишь однажды. Давид затащил его в чужую общагу, на день рождение девочки. Народу было немного, парней кроме них вообще не было. Стол украшала квадратная бутылка знаменитого ликера. Для улучшения вкуса, напиток разводили сгущенным молоком, разбавленным кипятком. Максим сильно сомневался, что классика итальянского виноделия нуждается в улучшении, скорее типичная общажная рачительность. Спать он лег на полу между двумя девушками. Одна толстая, заснула сразу, вторая, страшненькая и худая, заявила, что у нее завтра утром зачет, и если он собирается ее трахнуть, пусть не затягивает. Затягивать Максим не стал, но долго не мог завершить начатое. В середине ночи именинница разоралась, что даже наушники плеера не заглушают их собачью возню, и попросила поскорее все закончить. Конкубина тоже хотела спать, и Максиму пришлось остановиться на полдороге, после чего он два дня с опаской переставлял ноги. Ответственным за аноргазмию был назначен ликер Амаретто.
Прощальный вечер получился грустным и натянутым. Максим быстро набрался, стараясь не встречаться ни с кем глазами. Вторая бутылка фисташковой настойки ввергла его в странное состояние. Вроде он хочет заснуть, но появляется четкое осознание, что для сна необходимо определиться с границами тела. Максим начал определять границы, и ужаснулся, когда понял, что контуры его тела потеряли свою материальность и стали вероятностями, которые зависели не только от эффекта наблюдателя, но и от метода измерения. Части тела, в процессе измерения становились то ртутно-текучими, то карандашным наброском, то сладким запахом сирени. Результаты всех измерений оказались разными и нЕкто, кто это все затеял, сообщил, что тело, не имеющее фиксированных границ, не может существовать. Тело исчезло, всосавшись в кровать, и сознание Максима провалилось в черноту.
Просыпался он осторожно, осознавая, что глаза нельзя открывать ни в коем случае. Но желание посмотреть вокруг было непреодолимым. Серые сумерки, отсутствие звуков, движения, людей. Того мира, в котором он раньше жил, больше не было. Он понял что произошло. Открыв глаза, он уничтожил все свои фантазии, мечты и желания, оставив только холодные декорации. Максим остался один на один со своим выхолощенным разумом, обреченный на вечное скитание среди руин безнадежно чужих стен.
Вновь открыв глаза, он обнаружил себя в кресле, одетым, с недопитой бутылкой фисташковой настойки. Несколько раз хлебнув из горлышка Макс, наконец, забылся, и остаток ночи провел без сновидений.
Максим так и не стал обсуждать ситуацию с Тимофеем, но с того дня их отношения сильно изменились. Они не стали врагами, но Тима перестал быть для Макса иконой стиля с единственно верными суждениями, он теперь осторожно выслушивал его советы и не спешил им следовать. Они также часто проводили вместе время, но Тимофей чувствовал, что его власть над Максимом ослабевает и страшно злился, не имея возможности повлиять на него.
Глава 5.
Sexy
Cat
Фрегат твоей мечты
Раздавили льды давным-давно
И незначительным стало то что
Было когда-то главнее всего
И теперь от гнетущей тоски
Ты ищешь в звёздной ночи
Ветер нового счастья
Ветер новой любви…
Армен Сергеевич Григорян. Sexy Cat.
Тимофей бросил Аську! Или она ушла от него. Версии были разные.
Аська резонно полагала, что не может больше безучастно созерцать, как он изменяет ей с другими женщинами. На вопрос Максима, как она справлялась раньше, она ответила, что раньше баб было меньше и ей было легче.
Тимофей также был безупречно обоснован в своих мотивациях.
– Ты пойми, Джедаюшка, дедушке жениться пора.
– Ну и женись на Аське!
Тимофей посмотрел на него с добрым сочувствием.
– Я на Светке буду жениться.
Светка была его давняя пассия. Констант. И дольше ждать, когда господин признает свою старшую наложницу законной женой, не хотела.
– А как же Аська?
– Аську жалко. Слушай, она девка нормальная, красивая. Езжай к ней, успокой ее, отвлеки.
– В смысле? – Максим боялся обнаружить, что это слуховые галлюцинации.
– Ну замути с ней.
– Ты серьезно? Она второй день плачет, на работу не ходит!
– Водки возьми. Отстань от меня. Не хочешь, не надо.
– Ладно, поеду, вдруг еще руки на себя наложит, присмотрю первое время.
***
Их роман больше напоминал белую горячку. Или плохо очищенные наркотики. На свиданиях они напивались, Максим нес эзотерическую чепуху и писал стихи на тему «крысы, крысы, тебя съели крысы». Гуляли по крышам, ссорились с ветром и другими силами природы. Сумасшествие было явным. Однажды, спеша на встречу к Аське, Максим спросил проходящего бомжа, сколько времени.
– Нет времени, – ответил бомж, и весь вечер они провели в «безвременье», безучастно наблюдая, как практически беспричинно из трехлитровой банки исчезает спирт ректификат, еще недавно казавшийся бесконечным.
Секса не было. Максим всячески обхаживал Аську в разных состояниях. Он видел, как она поддается его поцелуям, он чувствовал, как ей это нравиться, он телом ощущал ее ответное желание. Но как только Максим пытался пойти дальше, Аська замыкалась, запиралась в ванной, и оставалось там, пока он не уходил. Для Максима разницы в компонентах полового акта не было. Согласна на поцелуи – согласна на все. Аська же четко проводила границу по верхнему краю своей восхитительной груди, выше которой секс был, ниже – нет.
…Ты не зови меня упрямой,
С тобой душою не кривлю.
Сказать "люблю" – не будет правдой,
Неправдой будет – "не люблю".
Нет, недотроги я не корчу,
Но лишь тогда не уходи,
Когда какой-то колокольчик
Забьётся, может быть, в груди.
Ты не казни и не помилуй,
Я ни железо, ни гранит.
Мне хорошо с тобой, мой милый,
Но колокольчик