Я шел вперед, с каждым вдохом ощущая мельчайшие крупинки спрессованной пыли. Она накопилась в здешних давно заваленных переходах за тысячи лет. Пыль раздражала и без того пересохшее от волнения горло. Легкие наполнялись колючей субстанцией, мало походящей на воздух, а изо рта вырывались облачка пара. Воздух здесь был затхлый и малопригодный для дыхания, а потому горло разрывало от кашля.

В поисках опоры руки то и дело натыкались на щербатые каменные стены, на шероховатую базальтовую поверхность, на разверстые разломы и трещины. Низкий, нависающий над головой, оплетенный паутиной и местами покрытый потеками черной плесени потолок не внушал мне доверия.

Тягучий сумрак медленно расступался, где-то далеко в рукотворной анфиладе переходов и залов пещер, заканчивающихся тупиками или ведущих еще глубже вниз, дрожало от сквозняка живое пламя. Оно отбрасывало неверные отблески на стены, порождая вокруг мечущиеся тени. Спиной я чувствовал чье-то присутствие, будто кто-то двигался сзади на самой границе света и тени. Та массивная высокая фигура, что в разы превышала обитателей подобных катакомб, выскользнула из тьмы, обретая плотность. Я выдохнул облегченно — моя цель была близка.

Выступивший из тьмы мужчина выглядел именно таким, каким я его запомнил. Даже вырасти я в ширину вчетверо, и то не сравнялся бы с этим великаном. К тому же, вблизи он возвышался надо мной, как гора, хотя и в реальности его рост составлял почти три аршина. Каменный пол трещал под ним от натуги. Тело его, однако, не производило впечатления горы сала или перекачанных сверх всякой меры мышц. Гигант не был жирен. Телесная мощь распирала его изнутри, не давая никакого шанса заподозрить в слабости. Изрядно седые его волосы, собранные в низкий хвост, обрамляли вытянутое вперед лицо, и напоминали металлическую проволоку. На фоне покатого лба, скошенных скул и глубоко посаженных маленьких глаз выделялся огромный широкий нос над выпяченной вперед массивной челюстью.

Я никак не ожидал увидеть отцова знакомого лесоруба Мщуца, однако быстро справился со своей оторопью. Стража этого места вряд ли можно было втиснуть в рамки обыденности, и не стоило мне удивляться тому, в чьем образе он предстал передо мной.

На кожаном поясе оставшегося в прошлом соплеменника, под левой рукой, на боку, в специальной петле висел боевой топор с оттянутым книзу лезвием, под правой — небольшой кистень с шипами на окованной деревянной ручке.

Меряться силой с заступившим дорогу стражем мне не хотелось, но спрашивать меня никто не собирался. Каверзных вопросов здесь не задавали и загадок никому не загадывали: вперед могли пройти лишь те, кто победит на поле боя. Спорить с этим правилом было бессмысленно. Сказано — дерись, значит, нужно было драться.

— И не стыдно тебе с недорослем умением мериться? — воскликнул я, не зная, как еще остановить стража.

— Твоя правда, малец, — спокойно согласился гулким мертвенным голосом хранитель прохода к купели. — Один ты мне не противник, да и делить нам нечего. Однако же, ты собираешься пройти, а я не могу тебя пропустить. Дилемма. Может, повернешь?

Отказаться я хотел. Но не мог. Никогда не мог. Вот и теперь только упрямо качнул головой, видя, как поджимает губы Страж под личиной Мшуца.

— Что же — это твое решение. Тебе за него и ответ нести.

Мужчина неспешно освободил топор из ременной петли, подбросил оружие и поймал за древко двойным хватом, при котором одна рука оказалась защищена сами лезвием. Затем приглашающе качнул оружием в мою сторону, словно интересуясь, не струсил ли я, крепко ли мое желание идти вперед, не считаясь с потерями.

Я так же потянул из ножен на боку спату[8], стер с лица пот, одновременно решая, в какую сторону лучше двигаться. В попытке сбить меня с толку, лесоруб яростно рыкнул, качнулся влево, и тут же лезвие топора блеснуло, летя сверху вниз к моей глупой голове. Рефлексы, вбитые в мое тело долгими тренировками, не подвели. Меч уверенно отвел удар, скрежетнув о стальную окантовку деревянной рукояти топора. Не успел еще лязг от столкновения стихнуть, как я предпринял еще одну попытку проскочить мимо своего противника, пригнувшись под его рукой. Этот обманный маневр помог мне вывести клинок из-под топора, но ни на пядь не приблизил меня к цели. От ярого огорчения я не сразу понял, что сумел-таки подловить своего противника. Оставил на рукаве великана длинную, заметно закровившую прореху. Останавливаться на достигнутом я, конечно, не собирался: едва лишь гигант отпрянул назад, уходя от острия моего клинка, я прыгнул вслед и несколькими ударами рукоятью меча плашмя по раненой руке заставил соплеменника разжать пальцы и выпустить топор. А затем не позволил противнику опомниться, скользнул вбок, навязал опытному воину ближний бой, в котором он никак не мог воспользоваться кистенем. Маневр мой почти удался, однако прижать Стража к стене, загоняя в ловушку ограниченного пространства и лишая маневра, не удалось.

Мои усилия оказались напрасными. Почти. Мужчина все же оказался у стены, как я и хотел, но затем, попирая все законы природы, словно погрузился в камень, чтобы уже мгновение спустя вышагнуть мне навстречу из другой стены. Там, где я уже не имел преимуществ. Если бы я бился с простым разумным, то имел достаточно шансов на победу, но, к сожалению, это существо никак нельзя было даже назвать живым. И уж тем более он не являлся тем, кем казался. И биться собирался до победного конца. Своего.

Наблюдая за растерянностью на моем лице, страж купели криво ухмыльнулся, провел здоровой рукой по раненой. Когда же пальцы скользнули ниже, от пореза не осталось ни следа, даже рубаха вновь стала целой.

— А ты умеешь-таки держать меч, сопля! — ухнул хранитель спокойствия этого места, после чего отлепился от камня и резко шагнул ко мне все с тем же топором в руках.

Я снова атаковал, не желая терять преимущества, добытого с таким трудом. Ударил резко, однако все-таки не успел, хоть на обратном ходу сумел подцепить топор, заблокировав ожидаемый наскок. Узкое загнутое лезвие замерло напротив моих глаз. Примерять различные атаки и защиту приходилось почти на ходу, стараясь еще в замахе прочувствовать, как действовать. Что ни говори, а многие давно и прочно изученные движения не годились в бою с противником, вооруженным настоящим боевым топором. Блокировать удары становилось все сложнее, руки ныли. Я начал уставать, но изо всех сил старался не показать слабости. Впрочем, все мои потуги и выеденного яйца не стоили. Такому опытному бойцу все и так было