Он следовал собственным представлениям о чести и достоинстве, которые чрезвычайно редко совпадали с общепринятыми, из-за чего никто не смог наперед предсказать его действия и реакции.

В скупых его движениях ощущался бешеный темперамент, ограниченный внутри одной силой характера. При каждом взгляде на объект своей симпатии мне становилось слегка боязно за тех, кто сумел бы вывести Межамира из себя. И по-настоящему страшно бури, которая вырвалась бы на свободу, если когда-нибудь его стальная воля дала слабину. Но одновременно страх зажигал меня настолько, что я плавилась от собственных желаний, находясь с ним в одном помещении.

Кроме прочего, меня завораживал тембр его голоса, сводили с ума скупые движения, начисто лишенные ленивой аристократической вальяжности, восхищал острый ум и нескрываемая тяга к знаниям. Межа ничуть не стеснялся выглядеть в глазах окружающих вспыльчивым и чрезмерно агрессивным хамоватым задирой, на полном серьезе привыкшим решать любые конфликты с помощью кулаков. К моему тайному восторгу он вообще позволял себе то, что я, принадлежа к княжескому роду, считала недопустимым. Я знала, чувства к Межамиру нас обоих до добра не доведут. Знала, что стоит только дать себе слабину, и я опозорю брата недостойным поведением. Знала, и все равно не смогла найти в себе решимости порвать тоненький волос канала аурного воздействия.

Втайне даже от себя самой я хотела видеть его своим супругом. Этот надменный, эгоистичный, а в некоторых вопросах невыносимо аморальный и чрезвычайно самовлюбленный мужлан с ярко выраженными способностями к магии жизни подошел мне, словно под меня выточенный. Но кто бы мне такой мезальянс позволил? Да, маг, но… простолюдин, не имеющий никакого отношения даже к низшей аристократии. Совершенно неподходящая кандидатура на роль супруга княжны.

Лгать самой себе и наставникам, объекту привязки и остальным ученикам оказалось не так уж и сложно. Лгать брату выходило сложнее, но я успокаивала себя тем, что рано или поздно не стану противиться его воле, смирюсь и выйду замуж за того, кого он признает достойным. Я знала, что в этом и заключается бремя моего долга перед семьей. Смерть батюшки по большому счету изменила лишь личность того, кто стал властен выбирать для меня подходящего супруга. Так что, по здравому размышлению, я запрещала себе мечтать о несбыточном и строить планы о будущем с приглянувшимся мне мужчиной. Зачем? Чтобы страдать от разлуки с ним в браке, навязанном политической необходимостью?

Прикусив большой палец, я сжалась от плохих предчувствий. Этот односторонний устойчивый энергетико-эмоциональный канал аурного воздействия отрицательного типа — уже не шутка. И стоило признаться хотя бы самой себе: никто не позволит неизвестному мещанину просочиться в ближний круг княжны. И было неплохо, если бы Межамира тихо удалили из моего окружения, а не стали бы решать проблему кардинально. Оборотней не зря за глаза называли агрессивными сторонниками силовых воздействий, соседство зверя сказывалось на характере.

В красках представляя, что именно скажет мне брат на мою исповедь, я старательно успокаивала себя тем, что признаюсь сама. Сама, и раньше, чем ему донесут об обстоятельствах, при которых начали расти и раскрываться мои эмпатические способности. Зная характер брата, одно уже это могло послужить смягчающим обстоятельством. Как-никак между «пришла к брату с повинной» и «скандальное поведение сестры стало известно князю от верных подданных» — целая пропасть.

Пытаясь придумать, как именно можно смягчить предстоящую беседу, и чем в итоге аукнется давняя недальновидность, вспомнила день, когда впервые столкнулась с причиной сегодняшних тягостных размышлений.

Межамир, поступивший в Лютаву почти разменяв полсотни лет, такими мелочами, по-видимому, особенно не заморачивался. Как говорится, не можешь остановить — возглавь. Он-то последовал этой народной мудрости, а я — не сумела. Хотя выматывающее наше противостояние началось по другой причине.

Любой молодежи, даже если это здоровые двадцатилетние лбы, нужны кумиры. Межа взобрался на пьедестал всеобщего преклонения почти сразу после поступления, жестко откидывая с пути всех не желающих проникаться его величием. Я же оказалась на соседней вершине в основном благодаря иммунитету перед обаянием восходящей звезды артефакторики. Ни мои неизменные успехи в учебе, ни подчеркнуто-уважительное отношение к наставникам не смогли обеспечить даже половины той симпатии, которую выказывали моему извечному сопернику. Неизвестным мне — возможно, не совсем честным — способом этот хамоватый и невероятно харизматичный тип раз за разом занимал первые места во всем. Ужом протискивался на первые места общешкольного рейтинга даже тогда, когда я уверенно могла утверждать, что занимался чем угодно, но не учебой. Я же, днями и ночами корпевшая над учебниками, конспектами и дополнительной литературой, неизменно оставалась за его спиной и в тени его славы.

Временами, остужая внутреннее раздражение, я признавалась самой себе, что он был блестящим учеником, и наверняка в будущем стал бы светилом мировой технико-магической отрасли науки. Однако большую часть времени он оставался для меня незаслуженным любимчиком каждого без исключения преподавателя, при этом не делая ничего для достижения подобного результата. Все мои успехи и нечеловеческие усилия меркли перед несокрушимым талантом Межамира. Вероятно, боги с рождения одарили его безусловной и всеобъемлющей тягой к новым знаниям.

С неизменной кривоватой улыбкой Межа легко позволял себе утонченное хамство не только по отношению к ученикам, но и к некоторым преподавателям. С последними он и вовсе умудрялся держаться на тонкой грани между шутливым разгильдяйством и показательной наглостью. Я же нашла единственный способ точечно воздействовать на душевное состояние невольной жертвы своего скрытого целительского произвола, учитывая, что ни сам Межа, ни наставники ничего не должны были заподозрить. Почувствовав между нами зарождение конфликта, я сделала все, чтобы перевести его в острую форму. При любой подходящей возможности я изощренно, не считаясь с чувствами оппонента, старалась его уязвить, одновременно капля за каплей незаметно применяя целительскую эмпатическую волну. Кто же знал, что все так обернется?

Осознание того факта, что мне не стоило враждовать с Межамиром или хотя бы не делать этого столь явно, пришло много позже. Будущий маг играючи превратился в центр всего своего курса, а потом и кафедры. В любых кабинетах, лабораториях и классных комнатах, в которых он давал себе труд появиться, этому хлыщу неизменно удавалось притягивать к себе внимание всех без исключения. Его взгляды и суждения, какими бы провокационными они не выглядели, неизменно становились мнением большинства. Барышни из простых млели от его неизменно кривоватой улыбки, а уж блеск насмешки в его глазах разбил не одно девичье сердце. По-аристократически утонченный профиль с широким лбом, обрамленный длинными волосами, стянутыми на затылке в низкий хвост, многим снились по ночам, а сам Межамир не уставал изредка поддувать