жар в это пламя. Охотно, без видимых угрызений совести, пользовался явными девичьими симпатиями, а непродолжительное время спустя с неизменной улыбочкой расставался со вчерашними пассиями. Ни одной девице не перепало от будущего мага больше, чем пара-тройка горячих ночей и ничего не значащей безделушки на память после расставания.

Напряжение в наши и без того острые отношения вносило и то, что с первого дня учебы я так ни разу и не смогла полностью соответствовать психологической характеристике, представленной в моем насквозь фальшивом личном деле. Не отвыкшая еще едко и гордо реагировать на любые, особенно завуалированные остроты придворных матрон или девиц на выданье, я с трудом могла сдерживаться, день за днем, столкновение за столкновением продолжала вести себя, как простая деревенская девчонка никогда бы не решилась даже в стенах Лютавы.

Встреча с Калитой разметала мой хваленый самоконтроль. Хорошо, что тогда — при нашей первой встрече — обошлось без особенных разрушений, что мы оба ограничились словесной перепалкой, хотя втайне я и мечтала отморозить эгоистичному ублюдку какую-нибудь не самую важную часть организма. Ставшая первой и главной жертвой его насмешек, я далеко не сразу призналась себе в причинах, по которым столь остро реагировала на вымораживающее и пренебрежительное хамство Калиты.

Быть может, не выбери я простейший путь, прямо предложи помощь или заручись поддержкой наставников, все вышло бы иначе. А может и нет, тут уже и не выяснишь. За четыре сезона наших столкновений было все — и оговоры, и спарринги на полигоне, и словесные перепалки, и подло-ребяческие ловушки в самых неожиданных местах. И вот, наконец, страстное противостояние переродилось в нечто совершенно иное.

Глава 3

Из родного города я сбежал в тот самый день, когда получил такую возможность — в день своего первого совершеннолетия. Ушел бы и раньше, но кто бы меня отпустил, если по законам любого государства я считался еще малолеткой?

В доме родителей я не появлялся больше трех десятков лет. С того самого времени, когда вопреки желанию отца вызвался в откупные. И если мой деспотичный властолюбивый папаша всерьез ожидал, что после десяти лет службы я безропотно вернусь в общину, спустя годы его постигло серьезное разочарование.

До своего отъезда я задыхался в Бухтарме. Мне казалось, что время, жизнь, да и сами жители там застыли, как несчастная букашка в капле окаменевшей смолы. Покинув общину, я впервые сумел вздохнуть полной грудью, так что возвращаться я не собирался. Выбрал иное, разом отказываясь ото всех амбициозных планов, которые строил на мой счет отец. Отправился искать свое место в мире. Реальность оказалась не такой уж сладкой, но то ли семейная гордость, то ли врожденное упрямство не позволило кинуться под крылышко семьи, поджав хвост. За минувшее с той поры время мне пришлось значительно поумнеть, избавиться от юношеского максимализма, осознать то, от чего отец пытался меня предостеречь, начать гораздо спокойнее относиться к его советам и письмам матери, в которых между строк проскальзывало желание видеть меня хоть изредка.

После окончания службы в дворцовой гвардии ллаэрла я позволил себе некоторую передышку, открыто наслаждаясь свободой, и только спустя пару лет скитаний по миру, когда заработанные деньги внезапно стали заканчиваться, слегка протрезвел. Потом последовали попытки научиться жить своим умом, что, если честно, после тирании отца и мало от нее отличавшейся службы, для меня оказалось не так уж просто. У меня ушло чрезвычайно много времени на то, чтобы перестать оглядываться на чье-то мнение и начать оценивать собственные поступки сообразно внутренней своей морали, а не как того требовали кем-то выдуманные, по сути чужие, правила.

Спустя два года я сообразил, наконец, с чем хотел бы связать дальнейшую свою жизнь, и принялся претворять мечты в реальность. Меня заворожила магия. Ллайто считались слабо одаренными — у большинства способности к магическому оперированию еще до рождения преобразовывались в ограниченный полиморфизм. Однако даже среди моих соплеменников все еще рождались маги, вероятно, спустя века так проявлялись последствия прежних межрасовых браков.

Поступить в лучшую магическую школу оказалось неимоверно сложно. На поверку выяснилось, что Лутава принимала документы только у граждан княжества, отслуживших положенный срок на благо государства. Даже обмениваться учениками предпочитала только с двух последних лет обучения. Смирившись с таким положением вещей, ради артефакторики[12] и маготехники я сделал то единственное, что могло обеспечить мне подданство Люты — поступил в Военную Академию под патронажем князя. Долго раздумывал, и в итоге выбрал боевую аналитику. Учиться оказалось интересно, хоть и долго. Казарменные будни в целом мало отличались от службы, так что мне не пришлось привыкать. А уж когда в списке изучаемых дисциплин появилась военная история, и вовсе стал получать некоторое удовольствие от процесса.

Возможность взглянуть с точки зрения противника на причины давнего исторически важного конфликта между оборотнями и ллайто, приведшего мой народ на грань исчезновения, дорогого стоила. Не то что бы я всецело доверял изложенным в учебниках Люты фактам, однако, скрепя сердце, признавал: у предков оборотней могло найтись множество неизвестных мне причин для столь вероломного начала войны. Впрочем, фактов о давних тех событиях, имеющих под собой железобетонное обоснование, что со стороны ллайто, что со стороны оборотней, нашлось на диво мало. Вполне возможно, где-то в секретных государственных архивах княжества сохранились подлинные документы тех лет, содержащие ответы на многие неудобные вопросы, однако я — ну, что за невезение! — доступа в такие места не имел. Так что подтвердить или опровергнуть вину оборотней в геноциде ллайто не смог.

Двуликие всерьез верили, что причиной той войны была женщина, а отнюдь не неуемное желание получить в безраздельное владение единственное открытое в то время месторождение орихалка[13].

Звали эту роковую исавиту[14] Крижана Берсень. На старом наречии ллайто — «ледяная ягода» — редкий кустарник, растущий высоко в горах и на южных островах Моря Ветров. Берсень в те годы был правящим родом ллайто. Впрочем, отец Крижаны являлся представителем побочной ветви (не то двоюродный, не то троюродный брат кнеса), прав на венец не имел, сохранил лишь имя рода и принадлежность к нему. В Люту мужчина вместе с семьей и двумя детьми прибыл послом.

История не сохранила мелких подробностей знакомства вдового князя Яровита Меркадерарт[15] и юной Крижаны Берсень. Была ли девушка корыстной и двуличной, какой ее описывали двуликие, или попросту стала слабой жертвой чужих интриг? Брак ее с князем признавали оба государства, хотя наследовать Яровиту мог только его старший сын от покойной первой супруги