Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ни один мужчина, который покупает женщину, не желающую этого, не может быть хорошим мужчиной.
Я поднимаюсь из-за стола, отчаянно нуждаясь подумать о чем-нибудь другом.
— Я направляюсь на ринг, чтобы выпустить пар. — Я смотрю на Найла. — Пойдешь со мной? Мне бы не помешал хороший спарринг-партнер.
— Да, и я лучший. — Найл встает, ухмыляясь. Но его улыбка гаснет, когда он смотрит прямо на меня. — Подумай об этом, Лиам. Ты не был против брака с О'Салливан до того, как уехал в Россию. Эта девушка все изменила, и не к лучшему. Другие Короли не примут ее как подходящую невесту для тебя. Лучше выбрось ее из головы и возложи ответственность за ее поиски на Андреева. Сделай это условием альянса, если хочешь. Но не ходи сам.
— Я приму то, что ты сказал, к сведению, — говорю я категорично, но по выражению лица Найла вижу, что он мне не верит. — Ну же. Пойдем потренируемся.
Боксерский ринг всегда был хорошим местом, чтобы прочистить голову. Пот и старомодный бой полезны для души, и именно там я чувствую себя как дома в эти дни. Конечно, не за столом заседаний Королей, где мне вообще не полагалось сидеть, и с тех пор, как я вернулся в Бостон, даже не в моей собственной квартире. Мои часы отдыха и так чаще всего были заняты мыслями о моем покойном отце и моем пропавшем брате, но теперь они также полны мыслей об Ане, независимо бодрствую я или сплю.
Я собираюсь найти тебя, снова говорю я ей тихо, как будто она может услышать меня, где бы она ни была. Как будто слова могли проникнуть так далеко и найти ее для меня.
Я просто надеюсь, что это, то обещание, которое я смогу сдержать.
АНА
Ты очень красивая. И теперь ты моя. Теперь моя. Моя.
Моя.
Эти слова эхом отдаются в моей голове, когда француз… Александр, убирает руку с моего подбородка и делает шаг назад, указывая на поднос с едой.
— Тебе нужно поесть, маленькая куколка. — Он улыбается мне той самой сияющей улыбкой, которая почему-то еще более тревожит из-за того, насколько искренней она кажется. — Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как Егоров кормил тебя, и ты, конечно, не ела с тех пор, как я забрал тебя. Ты, должно быть, очень голодна.
— Я… — мой желудок болезненно урчит, но, кажется, я не могу оторваться от подоконника. Мои ноги начинают сильно болеть, боль простреливает от подошв до лодыжек и икр. Тем не менее, я чувствую себя прикованной к месту, то ли от страха, то ли от шока, то ли от того и другого вместе, а может быть, и от чего-то еще в целом, я не знаю.
— Ты помнишь вечеринку, маленькая? — Александр хмурится, две маленькие морщинки собираются вместе посреди его лба, но это не портит его внешность. Он по-прежнему необычайно красив, с лицом элегантным и почти идеально вылепленным, как у музейной статуи, за исключением небольшой горбинки на орлином носу. Но это также не умаляет его красоты, потому что он такой, какой он есть на самом деле, красивый мужчина. В том, как он двигается, есть что-то почти слегка женственное, грациозное и кошачье, и это напоминает мне о чем-то, от чего у меня болезненно сжимается грудь, как будто воспоминание причиняет боль.
Мужчины-балерины в Джульярде. Я помню то время. Большинство из них были русскими, но среди них было несколько французских и американских студентов. Все мужчины были гибкими и мускулистыми, грациозными и каким-то образом одновременно мужественными и женственными. Александр напоминает мне тех мужчин своей манерой поведения и движениями, и эта мысль пробирает меня до костей и в то же время странно успокаивает.
— Нет, — шепчу я, пытаясь говорить сквозь комок в горле и сухость во рту. — Я почти ничего не помню. Только то, что он накачал меня наркотиками… иглу в моей руке. Обрывками… как меня выводят на сцену, и после этого ничего особенного. — Я плотно сжимаю губы, пытаясь не заплакать. — Все, что было после этого, похоже на сон. Действительно кошмар. Я не знаю, что было реальным, а что нет.
— Тогда почему бы тебе не рассказать мне, что тебе снилось? — Александр, кажется, забыл поднос с едой. Вместо этого он опускается на край кровати, пристально наблюдая за мной.
Я моргаю, глядя на него. На самом деле я не хочу это вспоминать, но что-то в его голосе заставляет меня думать, что он не совсем спрашивает или, скорее, что он спрашивает из вежливости, но что он точно потребует ответа.
— Это все обрывки, — выдавливаю я шепотом. — Я помню, как кто-то взял меня на руки, и я оказалась в машине. А потом меня несли куда-то еще, лицо, которое я не узнала, и снова было тепло, и потом я заснула, а проснулась здесь. — Я нервно облизываю губы, глядя на его красивое, неподвижное лицо. — Я не… прости. Я действительно больше ничего не помню…ай!
Я тихо вскрикиваю, когда боль в ногах усиливается, колени подгибаются, подоконник больно врезается в ладони, пока я пытаюсь удержаться в вертикальном положении. Я чувствую, что вот-вот упаду, а потом я падаю, мои ноги больше не в состоянии меня держать. После моей травмы я была слишком подавлена, чтобы заниматься чем-то большим, чем физиотерапией, назначенной мне врачами, пропускала большинство назначений и не справлялась с этим дома. Я полагалась на инвалидное кресло в далеком прошлом, когда мне все еще следовало им пользоваться. Теперь этого нет, но в результате мышцы, которые я когда-то тщательно культивировала как танцовщица, оставаясь гибкой и стройной, но при этом все еще сильной, тоже исчезли. Я уже не та способная, подтянутая балерина, какой была когда-то. Вместо этого я хрупкая и исхудавшая.
Я совсем не такая, какой была когда-то.
Я закрываю глаза и падаю на пол, желая, чтобы он разверзся и поглотил меня, но как только я чувствую, как край подоконника и стена царапают мою спину, а мое тело заваливается набок, сильные руки обхватывают меня, поднимая. Одна у меня под головой, другая под ногами, поднимая меня в воздух и прижимая к груди, от которой сильно пахнет лимоном и травами, а под ними, теплый мужской аромат.
Это пробуждает во мне что-то, чего я давно не чувствовала, такое ощущение, что это было в другой жизни. Я