— А я не согласна. Лучше сгореть один раз и так ярко, чтоб вспыхнуло небо, а не тлеть всю жизнь и погаснуть.

— Не сгоришь. Я не позволю.

— А что сделаешь? В клетку посадишь?

— Посажу. На цепь. Еще раз без моего ведома сунешься куда-то, в подвале сидеть будешь на веревке. Как зверек.

И снова глаза стали красно-оранжевыми, а зрачки превратились в острые щелки.

— Такая твоя любовь?

— Хуже, Ждана. Она намного хуже. Не зли меня, я причиню тебе боль, не буди дракона, когда он готов смиренно уступить мне место.

— Я любого тебя люблю: и дракона твоего, и человека.

— Нельзя меня любить. Забудь об этом и смирись. Все.

— Лучше б я в волны бросилась и не звала тебя никогда. Хуже смерти ты. Ненавижу.

Смел меня рукой, как травинку, с такой силой, что я отлетела на несколько метров назад и спиной по земле прочесала. От боли искры из глаз посыпались и слезы выступили.

— Ненавидь. Здесь теперь сдохнешь, когда я решу. Сама выбрала. Сама позвала. Быть тебе вечно в моем заточении. Пока я не решил иначе.

Развернулся и скрылся в изумрудных зарослях, и, словно опровергая все законы природы, с неба сорвались хлопья снега, покрывая тонким слоем белой ваты зеленые листья и ярко-алые цветы. Разрыдалась, не в силах на ноги подняться, прикрывая глаза и дрожа всем телом от боли и от отчаяния.

— Дура ты, человечка. Всегда знал, что с головой у тебя проблемы, а теперь точно убедился. Ты что натворила? Ты понимаешь, что погибнуть могла?

Голос Врожки доносился сквозь гул в голове, почувствовала, как карлик помогает подняться, и оттолкнула его.

— Уходи.

— Не уйду. Увести тебя отсюда надобно и ссадины смазать. Спиной несколько метров прочесала, весь сарафан кровью пропитался. Вот дура-баба. Какая дура. Тебя б волна адская слизала и на дно морское утащила. Давно океан так не бесновался. С тех пор, как ты здесь появилась, шторм не утихает.

— Пусть бы слизала и утянула на дно. Жить вот так хуже, чем утонуть. Вечно в клетке, вечно ждать и знать, что не будет со мной… что хранит меня, чтоб смотреть, как на игрушку диковинную. А я гнить начну и разлагаться. Хуже смерти все это, понимаешь? Не любовь это… не любит он меня.

Сама не поняла, как карлика руками обхватила и разрыдалась, а он ладонями по волосам меня гладит.

— Дура ты, дура… какая глупая девка. Любит. Совсем от любви к тебе обезумел. По ту сторону острова беснуется, сжег все, в угли превратил, вода кипит от ярости и бессилия его. Любит тебя больше, чем себя, и похоть звериную держит на цепях железных. Жизнь твоя дороже всего для него…

Я веки напухшие разлепила и на карлика посмотрела.

— Врешь ты все.

— Смысл мне врать. Мне от тебя ничего не надо. Может, найдется выход для вас какой-то… может, как стихнет война, унесет Аспид тебя с тот лес, где чары не действуют и сущности скрыты глубоко и далеко… И хватит реветь. Терпеть не могу, когда бабы ревут… у меня сердце болеть начинает. Пошли, спину намажу… и спать пора. Утром все не таким уж черным кажется.

— А что, война началась?

— А то. Брат на брата пошел. Из-за тебя все, ведьмы такой. Вий изгнал Нияна и объявил вне закона, как и Мракомира. Армию собирает и на остров пойдет. Кровавая бойня со дня на день начнется такая, что все адские твари из-под земли восстанут. Вот что ты натворила. С любовью своей. Идем, говорю. Ревет она.

Я тогда еще не боялась. Не умела войн бояться, не представляла, какой она может быть здесь, в этом мире. Да и преувеличивать мог Врожка. Поднялась на ноги, и от боли в глазах потемнело. Со спины словно всю кожу сняли… Напугать меня хотел. Боль причинить, чтоб не пыталась больше. Только не боюсь я уже ничего. Мне без него страшно, что вот так жизнь и пройдет в пытке невыносимой изнывать от страсти и видеть издалека иногда.

Пока Врожка мазью ссадины мазал, я зубы стиснула и терпела… а потом карлика позвали, и он вышел за двери… а я как всегда уловила звук и даже смогла его приблизить. Какое-то удивительное умение, словно у меня вместо двух ушей появляется еще несколько, и я слышу во сто крат отчетливей.

— К Князю надобно гонца слать. Армию собирать. Войско Вия на нас ползет. Из-за горизонта зарево появилось. Здесь через пару суток будут. Не выдержим мы натиска. Падем после первого удара.

— Гонца отправлю. А тебе б голову снести за вести дурные.

— Отдал бы он девку Вию, и все б наладилось. Поляжем мы все здесь. И пепла не останется. Говорят, даже Мракомир за Вия пойдет. Обещал тот ему Некрополь подарить и власть вернуть.

— Ты не умничай и не лезь. Не тебе Князю указывать, что делать надобно и как войны вести. А много болтать будешь, языка точно лишишься.

— Что мне язык? Мы все кости здесь сложим.

И стало мне страшно, до дикости страшно, что из-за меня погибнет… из-за меня все это началось. Уйдет Ниян на войну свою, и не увижу его больше.

Дождалась, когда солнце за горизонт село и все стихло во дворце, достала из сундука сарафан новый. А потом на место положила… не выпустит меня стража за порог. Я посмотрела на спящую Дуню, а потом растормошила ее и палец к губам приложила.

— Снимай одежду и платок свой давай.

— Зачем барыне моя одежда простолюдинская?

— Надобно. Раздевайся. Быстро.

Дуня разделась, а я ей свою одежду бросила.

— Надень и ложись на перину. Мною прикинешься. А если сдашь кому-то, прикажу высечь.

— Что вы, — испугалась и глаза округлила. — Не предам никогда. Преданные мы, барыню никогда не выдадим. Жизнь за вас отдам.

— Жизнь не надо, а вот стражников надурить можно.

* * *

В простых одеяниях служанки с цветастым платком на голове я пробралась мимо стражей, которые провели меня пристальными змеиными глазами, но не задержали. Когда в ручей ступила ногами и вынырнула в ночном саду, холодок по спине прошел. Значит, на другой стороне прячется от меня?

Если суждено мне сгореть… сгорю. Все равно войне скоро быть. Раздвигая ветки руками в противоположную сторону от берега, с которого доносился шум волн, ночью слышавшийся еще отчетливей, я шла куда-то вперед, понимая, что чем дальше захожу, тем ощутимей становится запах серы и гари. Пока не замерла, увидев перед собой обугленные стволы деревьев и устланную толстым слоем пепла землю. Нога ступила в мягкие хлопья и утонула по щиколотку, а порыв ветра сорвал с головы платок. Решительно пошла вперед, пока не вышла к берегу реки… черная вода сверкала алыми сполохами, освещенная догорающими кострами.

— Ниян, — тихо позвала я, — я за смертью пришла. Раз любви дать не можешь.

Стихло все, даже ветер. Только издалека шум воды доносится, а черно-красное озеро превратилось в зеркальную гладь.