руку. Кажется, это был молодой гайдук, но в чистой, не окровавленной одежде и без оружия.

— Пойдёшь со мной? — Говорит он. — Тебе выбирать.

Девушка делает шаг навстречу и просыпается.

Босилька лежала с закрытыми глазами, чувствуя усталость. Разве она больна? Откуда под окнами блеянье стада? Их овцы живут в кошаре за огородом. Или кто-то из богатых соседей гонит стадо мимо? На бойню. Почему на бойню? Тут Босилька ясно вспомнила, что случилось. Села на постели, с досадой срывая, стаскивая большое мягкое одеяло. А вокруг всё чужое: ковры, серебряный кувшин на подносе, пуховые подушки, навязчивый приторный аромат. Она знала его — так пахли благовония, дымившиеся в турецких лавках на рынке.

Босилька поискала глазами свою обувь — лёгкие кожаные опанки, но увидела вместо них туфли из малинового сафьяна, украшенные золотистыми цветочками, в середине каждого цветочка было по жемчужинке. Туфли на высоком каблуке, с загнутыми носами и без задника — в таких не суетятся по хозяйству, а лениво бродят по коврам или вымощенным дорожкам.

Девушка только в нижней рубашке, вышитой по вороту, рукавам и подолу красной ниткой. Рубашка прикрывает колени, но Босилька застыдилась открытых ног. Где её юбка? Кофта? Овчинный жилет и шерстяной платок?

В дверь стукнули, она скрипнула и на пороге показалась женщина. Босилька встала.

— Не бойся! — Лицо посетительницы утопало в замысловато накрученном красном платке, большом, с кистями. Но Босилька заметила её тусклые глаза, хищный нос. Кожа морщинистая, смуглая.

— Я не боюсь. — Спокойно ответила девушка. — Скажите, где моя одежда?

— Вот! — Старуха торжественно положила на край кровати стопку свёрнутых вещей.

— Это не моё. — Ровным голосом заметила девушка.

— Твоё, твоё, милая. Не стесняйся, посмотри.

Старуха беззубо улыбнулась, подняла на вытянутых руках длинное бордовое платье. На груди изумрудный шёлк листьев, красный шёлк роз, полураскрытых и в бутонах. По подолу кайма из таких же цветов.

— Вот кублек. — Старуха встряхнула длинный приталенный жакет с множеством пуговичек. — Вот покрывало на голову. Или хочешь платок? А туфли померила? Впору пришлись? Одевайся, будешь не хуже знатной турчанки. Так сейчас наряжаются в Стамбуле!

— Мне не нужны чужие наряды. Верните мою сербскую одежду. — Попросила Босилька.

— Зачем тебе овчина и холстина? Подумай! Посмотри, какие роскошные ткани, какие узоры. — Старуха подносила к лицу Босильки вещи, водила по ним коричневыми пальцами. На каждом пальце вспыхивали кольца и перстни. Босилька отстранила её подношения и отчеканила:

— Верните мне мою сербскую одежду!

— Твои лохмотья под кроватью! — Сдалась старуха, в её голосе прорезался гнев.

Отвоевав одежду, Босилька продолжила наступление:

— Где я нахожусь?

— Ты в гостях у доброго человека, у славного молодого человека. — Голос старухи снова стал мягким. — Он полюбил тебя всем сердцем. Так тосковал без тебя, что не удержался и забрал в свой дом. Такова судьба. Над судьбой властен только Аллах.

— Человек украл меня своей волей. А чего хочет Бог, мы ещё узнаем. — Босилька решила не давать надежды своим тюремщикам.

— Ты остра на язык. Но девушке не к лицу дерзость. Подумай о моих словах. Я ухожу, надо распорядиться о завтраке для господ. И тебе скоро принесут поесть. — Мерве с недовольным лицом оставила комнату. Босилька бросилась на колени и стала молиться, чтобы Бог освободил её из басурманских уз.

Глава пятая. В поисках правды

— Мы пойдём к наместнику. Арнауты не смеют притеснять нашу семью. Я исправно плачу налоги. Я не обидел ни одного мусульманина. Я ни одного сына не отпустил в гайдуки. — Быстро говорил Данило под звон монет, которые перекладывал из сундучка в маленький мешочек из бархата. Будет что поднести наместнику — седоусому турку. Тот слыл милостивым правителем.

— Разве овцы угодят волку? — Его жена яростно месила тесто в деревянной кадушке. Накрыла крышкой, поставила подходить.

Братья Босильки были дома с женами. Только Стоян пропадал неизвестно где. Данило думал, что сын учится стрелять из лука. Словно сможет перебить врагов стрелами, когда у них есть ружья.

К дому наместника Мария и Данило направились пешком, чтобы не показывать на глаза молодого быка, которого обычно запрягали в арбу. Едва захватчики заметят достаток, найдут, чем поживиться. У ворот сидели два арнаута и играли в кости. На просьбу Данило пропустить его к наместнику они ответили, что тот уехал в Стамбул.

— Когда он вернётся? Мне очень надо знать! — Данило протянул им две монеты.

— Не знаем. Но Хамид знает, я позову его, — сказал один солдат.

Вскоре из ворот вышел чернокожий мужчина в длинных одеждах из дорогой материи. Евнух Хамид, домоправитель наместника, знал Данилу.

— Эфенди, — Данило заискивающе улыбнулся и низко поклонился евнуху, — дай совет. Мы можем поговорить наедине?

Хамид кивнул, и они зашли во двор, где бил маленький фонтан и разгуливали три павлина, иногда издавая скрипучие крики, так не вязавшиеся с их красивым оперением.

Хамид выслушал сбивчивый рассказ Данилы и его жены.

— Украли. Это плохо. Особенно если не женится. Бывало такое. Ступайте к Амиру-ходже. Он обязан принять вас и выслушать. А поможет ли, Аллах ведает. Амир-ходжа представитель христиан в местном меджлисе, но он турок.

И снова побрели родители Босильки по улицам, а небо стали затягивать тучи, налетел холодный ветер и стал переносить по улице вороха опавших листьев.

— Ночью будут заморозки. — Произнёс Данило. — Надо занести новорождённых ягнят из овчарни в сени, там теплей.

— Ягнят мы сбережём, а вот дочь… — Глаза Марии налились слезами, но она быстро вытерла их уголком платка.

Дом Амира-ходжи никто не охранял. Местные жители считали его своей надеждой и вряд ли кто покусился бы на его имение. Человек преклонного возраста, благочестивый, он умел говорить сочувственно, успокаивал, давал надежду, за одно это его считали другом многие. Нельзя сказать, что Амир-ходжи не брал приношений, но говорили, что не меньше жертвует на мечеть.

Данило постучал в ворота и Амир-ходжи сам открыл их. Шустрый старичок с жидкой, но длинной белой бородой, кутался в халат из дорогой плотной ткани.

— Заходите. Погрейтесь чаем. — Добродушно предложил он.

— Бакшиш. — застенчиво сказал Данило, протягивая монеты. — Помоги, эфенди. И я принесу вдвое больше, соберу всё, что смогу.

Али расплылся в улыбке, демонстрируя крупные желтоватые зубы. Его сухая цепкая рука мелькнула и монеты исчезли в складках халата.

— Достаточно. Что привело вас ко мне? — Спросил он, наклоняя голову на бок, приготовился внимательно слушать.

— Нашу дочь украл молодой арнаут. Спаси от позора, помоги вернуть домой.

— Это дело не для меджлиса. Понимаю вашу тревогу, но что скажут там: «Украли девушку? Эка невидаль, пусть родители разбираются между собой». В совете