– Хорошо. – Нор-Тегли отбросил страхи и неуверенность. Он взгромоздился на стол и выжидающе поглядел на старика.

Некромант встал и медленно подошел.

– Почему ты так слепо доверяешь мне, гном? – спросил Невермор. – Я ведь мог бы сейчас просто убить тебя или проделать кое-что и похуже.

Лори невесело усмехнулся:

– У меня нет выбора, ваше некромантство. Вы – единственный шанс на спасение моих друзей. А я… неужели вы полагаете, что я так уж хочу жить? Полагаете, что я наслаждаюсь своей жизнью, ценю ее? Если вы и собираетесь меня обмануть, то, быть может, на том свете будет лучше?

– Не будет, – мрачно заверил Невермор и вытащил из-под стола большой нож, выкованный из багрового металла. – Но я не обману тебя. Так уж вышло, что я честный некромант. А обман такого наивного существа, как ты, это так… примитивно.

В этот же момент цепи ожили и с мерзким звоном быстро задвигались, прижимая Лори к столу. Он попытался дернуться – не получилось. Оковы крепко держали, перехватив его грудь, живот, пояс и ноги. Ледяные кандалы звякнули и сомкнулись на запястьях и щиколотках гнома.

– Что это? Зачем?! Я ведь сам отдаю вам тень – добровольно!

Дряхлая кожа на правой стороне лица некроманта дернулась и сморщилась, уголок губы при этом пошел вверх – это он так улыбнулся. Невермор замахнулся ножом.

– Ах да. Я забыл предупредить. Будет очень, очень больно…

…Лори вытащил сани с клетками к руинам. Тени кругом уменьшились и стали почти невидны. По дороге он уже, должно быть, сотню раз оглядывался и до боли в глазах пытался различить хоть что-нибудь на снегу позади себя, но ничего не было – Невермор мастерски управлялся с ножом. Гнома передернуло от воспоминаний о той жуткой пытке и едва не стошнило.

«Это изгнанный принц, поднявший мятеж против отца-короля, – представил некромант одну из птиц в своей клетке, когда ритуал был закончен, лихорадка спала и Лори рассказал Невермору о своей беде. – А с ним шестеро верных ему сенешалей, которых также приговорили к ссылке. Когда-то они жили на Терновых холмах, но теперь вынуждены прозябать здесь в виде черных дроздов. Они служили мне двести пятьдесят лет, и вскоре срок их службы истекает. Я отдаю их тебе. Они помогут».

«Как же они мне помогут?» – Гном не верил, что какие-то птички справятся с его кошмаром, с теми, кто пробирается в чужие сны и затягивает спящих в грезы, где они становятся узниками без надежды когда-нибудь проснуться и увидеть настоящий мир.

«Знаешь поговорку, – спросил Невермор. – «Кто-то спит, кому-то снится»? Это значит, что есть те, кто ничего не видит дальше своего носа, а есть и другие – они могут представлять и предполагать. Вот и представь себе…»

У Лори не было ни сил, ни желания строить какие-либо предположения. Наверное, он был тем, кто с носом. Дарвейг затащил сани во внутренний двор замка и оглянулся – за время его отсутствия здесь ничего не изменилось.

– Принц Кельбрик и его сенешали помогут, – проворчал Дарвейг, передразнивая некроманта. – Им по силам все, что угодно… Ели вам по силам все, что угодно, тогда почему ваш мятеж провалился и вас смогли изгнать? Почему вы тогда угодили в ловушку Невермора и позволили обратить себя в птиц? Глупые птички. Глупый старик.

Лори склонился над клеткой, выпуская пернатого узника. Крючок отлетел в сторону, дверца распахнулась, и большой черный дрозд оказался на свободе. Он выбрался на снег, пропрыгал по нему, встряхнул крыльями, будто потянулся затекшими плечами. После этого он вскрикнул, недобро поглядел на гнома и взмыл ввысь. Вскоре черный дрозд исчез среди туч.

Открыв все клетки, Лори бросил сани и направился к башне, где все еще был разбит лагерь кладоискателей. Птицы, сорвавшиеся в снежные небеса, разразились громкими криками ему вслед, будто злорадствуя и насмехаясь. В их схожих с лязгом металла по камням голосах слышались тоска, ибо они оказались в чужом для себя небе, но в то же время и неуверенная радость от хотя бы такого подобия свободы. Лори подумал было, что колдун, несмотря на все его слова о честности, обманул его, но сокрушаться по этому поводу уже не было сил. Сонливость придавливала его к земле с каждым шагом. Время приближалось к полудню, и, прежде чем рухнуть навзничь, гном успел подковылять к башне и разжечь костер, чтобы не околеть во сне. Он упал на плащи и захрапел. Тут-то все и началось. Снова…

…Он знал, что спит, но теперь ему открыли, что происходящее в то же время непостижимым образом реально. И, должно быть, самым страшным было то, что он никак не мог проснуться. Это походило на исчезновение. Исчезновение из жизни с бессилием, неспособностью совершить любое, даже самое незначительное движение. Он мог лишь наблюдать, глядеть со стороны, как на зловещий спектакль, в котором его собственное тело было не более чем декорацией на сцене. Бродя по руинам, точно неприкаянный призрак, гном Лори Дарвейг по прозвищу Неудачник сетовал на новую, свалившуюся на него напасть и отсчитывал мгновения до той минуты, когда все начнется. Почти все тени уже умерли. Холодное солнце, словно осторожный вор, медленно подкрадывалось к зениту. Снег все падал, а ветер выл и…

И тут все происходящее повторилось вот уже в третий раз подряд. Нор-Тегли заранее знал, с чего все начнется, также он не мог забыть, что за этим последует, но все же в сердце едва теплилась надежда, что на этот раз все закончится по-другому, не так, как накануне и за день до этого.

В какой-то миг снег вдруг застыл в воздухе, и снежинки, повисшие над землей, стали напоминать полог, сотканный из звезд, упавших, но так и не коснувшихся сугробов и снежных заносов. Ветер, до того подкручивавший спирали и волны над руинами, прекратил выть и будто замерз, приобретя очертания великолепных кружевных рисунков, какие бывают на морозном стекле. Время, казалось, остановилось, но пустынные руины Тревегара, наоборот, наполнились жизнью.

Бум… Бум… Это раздался мерный, эхом расходящийся по развалинам стук металла по металлу. Навал из камней в западной части замка зашевелился, обломки кирпича и гранита сбросили с себя снег, словно отряхивающийся кот, и стали соединяться между собой. Кирпич ложился на кирпич, с негромким шорохом образуя кладку. Стены сами собой росли ввысь, где на высоте десяти футов в эти мгновения срастались балки кровли. Крыша обняла печную трубу и нависла над всем помещением.

Напротив входа встал горн, огонь загудел за заслонкой, и из трубы повалил дым, плавя снежинки. Запахло гарью. Теперь в центре строения находилась большая однорогая наковальня, установленная на деревянном чурбане, а кругом, словно овцы вокруг вожака отары, выстроились наковальни поменьше – шпераки. Под потолком повисли различные инструменты: клещи, зубила, молотки.

Бум… – опустился тяжелый молот. Бум… – снова. Огромный кузнец, склонившийся над наковальней, ужасал своим видом, но больше – той молчаливой угрюмостью и таинственностью, что исходила от него и была почти осязаема. Он походил на человека, но было в нем нечто, сильно отличавшее его от обычных людей. Лицо и голова скрывались под кожаным капюшоном и тугой маской без прорезей для глаз. Он был слеп, но ему вовсе не требовалось видеть то, что он делает. Огромный, не менее семи футов ростом, кузнец сгибался настолько, что угловатый горб над левым плечом торчал кверху, как третий локоть. Грудь была плоской и впалой, живот, казалось, полностью отсутствовал – вся фигура этого существа походила на молодой полумесяц в ночном небе. В левой руке (той, что была короче на добрый фут) кузнец сжимал щипцы, которыми удерживал свое недоделанное творение, правая – раз за разом опускала молот. Из-под тяжелого инструмента вылетали искры, и каждая сгорала с едва слышным вскриком. Звено за звеном кузнец ковал большую цепь, выбивал металлические дуги, соединял их между собой. Именно эту цепь и видел Лори, когда кладоискатели только прибыли в Тревегар, правда, она тогда выглядела совсем по-другому – промерзшая и ржавая, с разрывами. Теперь она ярко блестела, отливая красноватым оттенком, и в ней было не менее сотни прочных, как гордость Бансрота, звеньев. Подле, у основания наковальни, валялся еще один обрывок цепи. Он тянулся прочь из кузницы, и конец его прятался в снегу где-то в центре крепостного двора. Бум… Бум… Кузнец потянул за обрывок цепи, который удлинял, и стало видно, что этот обрывок выходит прямо из середины живота странного кузнеца. Еще два звена только что были присоединены к этому. Тогда кузнец поднял часть цепи, лежавшую у его ног, и приложил один обрывок к другому. Последовало еще несколько ударов молота, и цепь соединилась.