черный маг узнает их секреты и тайны – для того чтобы потом сильно навредить. И Марк каждый раз, заслышав протяжный голос старьевщика, умолял бабушку ничего ему не отдавать. Он наблюдал за тем, как выходил скупщик из квартир, в которые его зазывали, и Марку казалось, что в глазах старика видится злой, и даже адский блеск.

...Минули десятилетия. Зрелым уже мужчиной Марк с женой и двумя детьми уехал из города юности в другую страну, тоже поселился у моря, где иногда накатывались на него волны ностальгии, но не столь сильные, чтобы поманить вдаль и заставить снова менять судьбу. И в этой жизни тоже присутствовали персонажи далекого уже детства, хотя и вне замкнутого пространства двориков, которое не было здесь в традициях, разве что в исторической части древней столицы. А старьевщиками нового времени оказались арабы. С характерным для них акцентом выкрикивали они через громкоговорители на языке идиш: «Алте захн!», разъезжая на грузовичках времен чуть ли ни Британского мандата. И снова Марк не мог избавиться от мысли о том, что намерения у этих людей недобрые, что они больше высматривают, чем занимаются делом – скупкой старья. Одним словом, кроме недоверия, ничего другого к представителям этой профессии Марк не испытывал. Но если со старьевщиками можно было не иметь никаких дел, то со старыми вещами не контактировать было невозможно: они ведь всегда находятся рядом с обновами.

* * *  

Что таится внутри старой вазы?

Я прошу ее: «Заговори!»

Этой вазы бы слушал рассказы

День за днем, от зари до зари.

Ваза была из прочного белого немецкого фарфора. По форме напоминала она бочонок, но в отличие имела небольшое расширение кверху с отверстием, диаметр которого составлял около тринадцати сантиметров. Вазу украшал продольный и поперечный орнамент, а в середине с передней стороны красиво смотрелся выпуклый овальный венок из симметрично расположенных листьев. Сколько ей было лет, сказать трудно. А вот о том, как оказалась она в нашей семье, Марк знал по рассказу дедушки. Его отец, то есть прадед Марка, владел небольшой типографией в одном из городов Северного Кавказа. Среди его клиентов был богатый человек, образованный, интересовавшийся литературой и искусством, ездивший по делам в Европу. У него скопились вещи, которые в тех краях можно было увидеть только в его доме. Перед самой революцией 17-го года человек этот заглянул в типографию – попрощаться, сообщив, что оставаться в этой стране больше не может и спешно уезжает. Он попросил хозяина предприятия зайти к нему с сыном в тот же вечер, поскольку хочет оставить что-то в память о себе людям, выполнявшим самым лучшим образом его заказы и просьбы. Вечером в доме, который до этого служил образцом порядка, все было перевернуто. Большую часть гостиной занимали чемоданы, коробки, сумки и тюки. Но некоторые предметы были специально не упакованы – они предназначались для подарков, причем, как выяснилось, на выбор получателей. Прадед Марка готов был ограничиться чем-то одним (и на том спасибо), но покидавший Россию интеллигент сказал так:

Все, что вы видите, я решил оставить. Эти вещи все равно заберут, так что берите, что вам по душе, и не стесняйтесь – это ни к чему.

Прадед и дед унесли тогда с собой эту самую вазу, а в придачу еще и два кувшина с цветной эмалью. На оба был нанесен традиционный китайский рисунок – извивающийся среди деревьев и диковинных цветов дракон. Далее, в «подарочный комплект» вошли две миниатюры – пейзажные работы неизвестного художника в рамках из красного дерева. Да и еще одна вещичка – рюмка ручной работы из черного сандала, инкрустированная тонким серебром. К Марку дедушкино наследство перешло от отца, и настал день, когда ваза, картины, кувшины и стаканчик прошли, разумеется, вместе со всем остальным скарбом, таможенный контроль. Не дама, как в известных стихах, а семья сдавала багаж, и без собачонки. Усталый таможенник (выбившийся из сил потому, что уезжавших было в ту пору слишком много), не стал особо придираться к «старью», издевательски спросив, указывая на фарфоровую вазу:

– А что, там, куда вы едете, нет ночных горшков?..

Ваза стояла долго. Но вот что однажды произошло. В тот день у Марка гостили старший сын с полуторагодовалым внуком и младшая дочь. И вот сыну и дочери вздумалось развлечь ребенка игрой. Они спустили эту самую вазу с полки, где она стояла, на пол, поставили ее к стене и стали с расстояния метра в два забрасывать в нее, как в баскетбольное кольцо, маленький мячик, пытаясь попасть прямо, или с небольшим отскоком – как от щита на спортивной площадке. Кто больше раз попадет с десяти бросков, тот и победитель. Причем серии попыток продолжились до трех побед, и со счетом 3:1 выиграл старший сын. А внук с любопытством наблюдал за ходом поединка, смеялся и хлопал в ладоши. Проигравшая дочь, разгорячившаяся и разозленная поражением, более символически, чем на самом деле, плюнула после окончания игры в вазу. Но этого ей показалось мало, и она посадила на вазу малыша, который благополучно справил малую нужду. Никто по этому поводу возмущения не высказал. Напротив, все только посмеялись. А затейницу отправили в ванную комнату привести произведение искусства с подмоченной в прямом смысле репутацией в порядок.

Прошло какое-то время, и семья в том же составе собралась снова. Марк тогда обратил внимание на странное поведение кота Адара, которого в свое время жена подобрала на улице котенком, брошенным на произвол судьбы, и он жил в доме уже много лет. Так вот, на этот раз дружелюбное обычно животное словно бы подменили. Погладить себя гостям, которых он хорошо знал, Адар не позволил, норовя царапнуть. Ну, нет так нет, и у котов настроение не всегда бывает хорошим. Но оказалось, что это было только начало. А развязка наступила где-то в середине вечера. В тот момент, когда дочь Марка играла с маленьким племянником на полу перед мебельной стенкой, Адар, чего никогда не бывало раньше, вдруг запрыгнул на ту полку, где красовалась старая ваза, и буквально столкнул ее вниз. Все это произошло настолько стремительно, что никто даже ахнуть не успел. Ваза шумно разбилась, а разлетевшиеся осколки сильно поранили малыша, и его пришлось повезти в больницу. Врачи потом сказали, что ребенок лишь чудом не потерял глаз. А у дочери Марка были порезаны