всегда так гуляла по лесу, собирая травы или ягоды, за которыми послала бабушка. И теперь невольно вспоминала детство в ее домике.

Она всё шла и шла, иногда пинала маленькие комья земли, надеясь, что жители этого леса не сильно оскорбятся. Смотрела на деревья, которые, казалось, будто светились в темноте разными цветами и освещали ей дорогу. На одном из них сидели птички, похожие на ту, что так беззаботно прыгала по ноге охотника. Только эти были черными, словно только что извалялись в золе или остывших углях.

Тут и там в темноте зажигались и потухали огоньки, уж больно похожие на чьи-то любопытные, следящие глаза. Но стоило девушке к ним повернуться, они сразу исчезали, словно и не было их. А после тут же поднимались треск и шорох, кренились деревья, шелестела листва. Веда старалась не обращать на это внимание. Если бы на неё хотели напасть, уже напали бы, не позволили так просто проникнуть в их царство, топтать их землю и траву, дышать их воздухом.

Травница продолжала идти дальше, проводила руками по резным листьям, глядела на налитые соком красные ягоды, но желания попробовать не возникло. Впереди послышался плеск реки, и она поспешила к нему, неожиданно ощутив, как сухо у нее во рту, словно она несколько лет не чувствовала языком живительную влагу.

Ступни оставляли глубокие следы на размокшем берегу, а девушка упала на колени, опуская руки в воду. Выдохнула от облегчения. Похлопала по щекам, омывая лицо, которое оказалось удивительно горячим. Набрала немного в ладони, понюхала и попробовала на вкус. Чистая, родниковая, словно ключ, дающий реке начало, был не так далеко.

Неподалеку от неё к поверхности воды пошли небольшие пузырьки, а от них начали расходиться ровные круги. Веда внимательно наблюдала за тем, кто решил показать себя.

Сначала из глубины появилась округлая, практически прозрачная голова. На лице создания были два темно-синих глаза без зрачков и белков и небольшой рот. Оно смотрело на Веду немигающим взглядом, продолжая пускать пузырьки. Травница улыбнулась, узнавая живуна. Знала, что он не опасен, даже встречала несколько таких, когда путешествовала с бабушкой, а потом ходила за травами одна. Живуны безобидны, напротив, любят помогать людям, приносят рыбу, очищают реки и озера. Любят, когда им щедро отплачивают дарами.

Обычно они больше похожи на людей, лица более выразительны, имеют черты. Но если живун чувствует себя в безопасности, то он просто представляет из себя живую фигуру из воды с ногами и руками.

Живун внимательно осмотрел девушку и подплыл ближе. Он пах речными водорослями, немного илом и рыбьей чешуей. Запах был довольно резким, от чего начинало сильно чесаться в носу, но девушка сдерживалась, чтобы не обидеть речного духа.

А он в ответ, словно приветствуя, протянул ей свою водянистую руку, похожую на острый хвост змеи. Веда протянула в ответ свою ладонь, незаметно поежилась от холодного, немного липкого прикосновения, словно пальцы опустились в застывший кисель.

Лицо живуна, доброе, с огромными глазами в миг сменилось. Стало разъяренным, злым. Вода, из которой было соткано его тело, почернела, стала мутной, с кусками грязи и мелких камней. А рука, до этого ласково обхватывающая запястье Веды, налилась невиданной силой и сжалась. Травница вскрикнула от боли и неожиданности, когда её резко рванули вперед, погружая лицо в воду.

Она старалась вырваться, кричала, но звуки лишь безмолвными пузырями воздуха вырывались наружу. А преобразившийся живун продолжал удерживать её и тащить вниз, хотя Веда по-прежнему стоял коленями на берегу.

И когда травница подумала, что все кончено, что выбраться ей не удастся, живун отпустил её. А сила, с которой девушка боролась с нечистью, откинула её назад, заставляя вынырнуть из-под толщи воды. По пояс мокрая, с прилипшими к лицу волосами она стала оглядываться, делая тяжёлые вдохи.

Лес вокруг сменился, вокруг сменилась вообще всё. Теперь каждая тень жила своей жизнью, сокращалась, растягивалась, извивалась, замирала. Отовсюду пахло предупреждающей опасностью, словно лишний шаг в сторону мог стоить жизни. Но Веде вновь не было страшно.

— Меррртвая девочка верррнулась… — услышала травница манящее мурчание и подняла голову. На ветви огромного дерева лежал не менее огромный кот. Растянувшись во всю длину своего немаленького тела, он глядел на девушку желто-зелёными глазами. Его зрачки то вытягивались, то округлялись.

— Я не мертвая, — Веда не нашла, что сказать ещё, и громко фыркнула. Она не умирала, хотя уже сомневалась, что действительно смогла вынырнуть из реки, а не захлебнулась в холодной воде.

Кот ловко спрыгнул с дерева, бесшумно приземляясь перед девушкой, а его голова оказалась на уровне её талии. Он сделал несколько неторопливых шагов вперёд, принюхиваясь, словно искал доказательства собственным словам. Довольно оскалился, показывая тонкие, острые клыки.

— Мерртвая, меррртвая девочка. Я же чую. Смрррадом могильным несет от тебя, — с усмешкой в голосе сказал кот, дергая пушистым хвостом из стороны в сторону.

Травнице стало не по себе. Вдруг она действительно умерла, а теперь будет бродить между миром живых и мертвых вечно, не в силах отыскать путь к упокоению.

— Не слушай его, Веда, ты живее нас всех, — девушка вздрогнула и замерла, услышав знакомый властный голос. Скосила глаза, не в силах повернуться всем телом или хотя бы головой. В нескольких шагах от неё стояла её бабушка. Она была такой же, как её запомнила Ведеслава в момент их последней встречи. Сильная, высокая, с жилистыми, худыми руками. Подобранные седые, практически белые волосы, голубые, все ещё яркие глаза.

Веда жадно её разглядывала, запоминала каждое движение, каждую эмоцию на лице. Боялась, что сейчас что-то произойдет, и бабушка вновь исчезнет.

— Радамирра, — прошипел кот, невольно пятясь назад под тяжёлым взглядом.

— Пошёл прочь, Баюн, других корми своими рассказнями, а мою внучку не трожь, — приказала Рада, даже не глядя на Ведеславу, мнущуюся рядом с ней.

— Вееечно вы тени считаете себя лучше нааас, лучше всееех, — ощетинился кот, шерсть на его спине стала дыбом, хвост распушился. — И что с вами стало? — бросил он с вызовом.

— Брысь, я сказала! — рявкнула Радамира, и кот нехотя повиновался.

— Ухожу, ухожу. У Баюна и без вас дел много. Тут рррассказать, там подсказать, добрррых молодцов встррретить. Видал я здесь одного, крррасивого, с пташкой на гррруди.

Упоминание охотника вырвало травницу из оцепенения. Она оторвала взгляд от Радамиры и перевела его на довольного кота. В ответ он лишь облизался и выпустил когти, как бы показывая, что шутить он даже не думал.

Нечисть не любит Воронов, это всем давно и хорошо известно, а кот, пусть и был достаточно разумен, тоже относился