Девочка облегченно и громко выдохнула, спускаясь с холма вслед за бабушкой. Серогрив остался ожидать их, расслабленно щипая зеленую траву.

Чем ближе они подходили к воде, тем шире становилась улыбка Ведеславы. Она уже забыла, что не так далеко ее старый дом и ненавистный отец. Сейчас она только думала о том, как бы помочить ступни в прохладной воде, а может и целиком окунуться. Но она также чувствовала, что эти озера не простые, чувствовала силу, исходящую от них.

— Это дом нечисти, Веда, а правит им Змей, что живет на болоте у третьего озера. Оно самое опасное; люд из деревни туда даже не суется, боятся разгневать хозяина. Но дары носит исправно, праздники проводит, костры жжет. Живут эти создания с людьми в мире. Ближайшее к нам озеро — для людей, и рыбу здесь ловить позволено, и купаться, если жара замучила. То, что правее, зовут русалочьим. Но живут там все: и сирены, и мавки, и водяные, и русалки, и много кто еще. Вот к нему мы и пойдем.

— Этот день я прекрасно помню, — сказала травница, вновь наблюдая со стороны за моментами из своей жизни.

Радамира недовольно закатила глаза и подтолкнула внучку вперёд, чтобы та не упустила и не пропустила ничего важного. Они торопливо нагнали себя же у самого озера.

— Ты помнишь, что была здесь, но не помнишь сути, не помнишь, зачем я тебя привела к этому месту, — нравоучительно сказала Радамира, приказывая девушке смотреть внимательно.

Девочка опасливо смотрела на озёра, вдыхая его необычный аромат. Солоноватый, немного кислый, наверное, так пахнут хвосты русалок и забродившая тина в усах водяного. Рада прошла мимо протоптанного спуска к воде и направилась к кустам, что виднелись вдалеке у другого края озера.

Веда поторопилась за ней, чавкая ногами по мокрой земле. Несколько раз поскользнулась, рискуя упасть и испачкать одежду, но всё же удержалась. На поверхности воды то и дело ходили круги и рябь, поднимались большие и маленькие пузырьки.

Чем ближе они подходили к кустам, тем отчётливее слышали крики и рыдания. Девочке стало не по себе, но она, переступая через страх, продолжала следовать за Радамирой.

— А теперь слушай внимательно, Веда, — бабушка остановилась в десятке шагов от содрогающихся ветвей и понизила голос, чтобы не быть услышанной. — Не всякая нечисть плохая, думаю, ты уже поняла это. Кто-то мстит за свою погибель, кто-то ищет своё место в новом мире. В этих кустах сидит девушка, не так давно ставшая русалкой. И умерла она не по своей воле, её телом воспользовались, а после оставили умирать у воды. Ей хватило духу доползти до озера, опуская в него свою руку. Тогда она просто хотела жить, а сейчас страдает, не может принять то, кем стала. Если её не успокоить, если не вынудить смириться с болью смерти, она начнёт мстить. Разум её затуманится жаждой людской крови, и тогда её, что вероятно, разорвут её же новые сестры, не желая портить отношения с людьми. Либо за ней явятся Белые Вороны. Но исход один, она вновь умрёт, когда могла жить. Помоги ей, покажи, что не боишься, что такие, как она тоже могут говорить, смеяться и грустить.

Травница усмехнулась, глядя на собственное испуганное лицо. Она и правда забыла это, забыла, что бабушка послала её разговаривать с недавно обратившейся русалкой. И она не помнила этих слов, что нечисть можно спасти, показать им путь в новую жизнь, пусть и немного искажённую, непривычную.

— Пока другие девочки в девять лет в куклы играли и сказками баловались, я водила дружбу с русалкой, — улыбнулась она, глядя на бабушку.

— Скажи, что тебе было не по нраву, и мы закончим на этом, — хмыкнула в ответ Радамира, наблюдая за тем, как её маленькая внучка серьёзно кивает через несколько мгновений после парочки уговоров и направляется к кустам.

Ведеслава пожала плечами, показывая, что её детство после ухода от отца было замечательным.

Бабушка куда-то ушла, говоря, что у неё в этом месте есть ещё одно дело, и девочка осталась одна. Кусты перед ней продолжали содрогаться, крики и плач становились все сильнее. Веда прикидывала всё, что могла сделать, что могла сказать. Ничего путного на ум не шло. Она маленькая девочка, а там, по словам бабушки, уже девушка, погибшая от рук людей, от рук мужчин.

Девочка тряхнула головой, волосы упали на лоб и щеки. Она нервным движением откинула их назад и пошла к кустам. Не стала задерживаться около них, а смело отодвинула пушистую ветку, открывая вид на русалку, сидящую на камне.

Бледная и грязная, худые ноги поджимались к груди, скрывая части голого тела. Волосы были запутаны, с комьями ила и водорослей. Перед русалкой было чистое озеро, но она не шла туда, не окуналась, чтобы омыться, продолжая сидеть на берегу и выть от боли.

Она не выглядела пугающе или зловеще, она была просто обречённой девушкой. Даже девочкой, старше её лет на пять, может быть, чуть больше.

— Добрый день, — сказала Веда и поклонилась, выказывая уважение.

Русалка встрепенулась, хотела бежать, думая, что её хотят убить, но, заметив девочку, паника в её глазах притупилась, и появился интерес.

— И тебе, — хрипло сказала русалка, продолжая прижимать к себе колени.

Веда стащила с плеч плащ, который почему-то решила не оставлять у коня, и протянула его русалке, чтобы она могла прикрыться, если хотела. Та недоверчиво приняла вещь, осмотрела её и всё же укрылась.

— Я Веда, — представила девочка, подходя ближе. Заметив, что её не сторонятся, присела на край камня. Русалка была холодной и мокрой, она чувствовала это даже не прикасаясь к её бледной коже.

— Ява, — через несколько мгновений ответила мертвая девушка и протянула руку. От ледяного прикосновения Веде захотелось поежиться и отдернуть ладонь, но она все же сдержалась и даже улыбнулась. — Ты не боишься меня? Про русалок многое поговаривают. — Ява поправила плащ и, убедившись, что он скрывает необходимые части тела, повернулась к девочке.

Та лишь пожала плечами, как бы показывая, что ей нет дела до того, русалка перед ней или кто-то иной, пока ей не делают больно, она будет добра.

— Меня не обижали русалки, но обижал отец, — сказала Веда и улыбнулась краешком рта. — Ты же не хочешь меня обидеть.

Ява покачала головой и тоже улыбнулась, она не разговаривала с людьми уже больше недели. С тех пор, как её притащили сюда силой, а после бросили, будто