Женщина зарыдала. Софья прижала ее к груди и поняла, что, сама того не желая, обречена на одно – помочь несчастным!

– Меня они насиловали по очереди вчетвером всю ночь, – произнесла одна заключенная.

– А мне сломали челюсть, когда я пыталась от них убежать, – добавила вторая.

– Меня они засунули головой в унитаз и заставили оттуда лакать – просто так, ради смеха...

– Я от кого-то из этих нелюдей забеременела, и когда они узнали об этом, явились ночью в камеру, избивали ногами до тех пор, пока я не потеряла сознание. У меня случился выкидыш, и в лазарете мне вырезали матку. Детей у меня больше никогда не будет...

– А Стеллиту, еще ребенка – ей всего шестнадцать было, она сдуру в тюрьму попала! – они убили. Кто-то из них затянул у нее на шее петлю, и девчонка задохнулась. Стеллита умирала, а они продолжали ее насиловать...

Софья закрыла лицо руками. Слова, страшные, безжалостные, сводящие с ума, сыпались на нее со всех сторон. Клара права – каждая из женщин прошла через все круги ада, и если она откажется помочь им, то предаст не только их, но и в первую очередь себя.

Записав имена охранников, Софья посоветовалась с Кларой.

Негритянка пыхтела от гнева:

– Этих поганцев надо раздеть и их причиндалы мужские кипящим маслом облить!

– Стремясь покарать зло, нельзя прибегать к средствам, которые бы поставили нас на одну доску с преступниками, – возразила Софья неуверенно, но довольно.

Клара фыркнула:

– Прынцесса, а ты-то сама веришь в то, что говоришь с таким напыщенным видом? Если всех мерзавцев только по закону наказывать, то никогда результата не добьешься! Они сумеют вывернуться, откупиться, отовраться. Подумай о тех, кто тебя отправил сюда, – ты гниешь в тюрьме, а они наслаждаются жизнью на те миллионы, что выручили от продажи побрякушек. Окажись кто-либо в твоей власти, ты что, в суд его или ее потащила бы, стала читать проповеди о плохом поведении и призывать к покаянию?

Софья задумалась. О, если бы она на пять минут оказалась наедине с Эстеллой! Или с Себастьяном, в которого так безрассудно влюбилась. Она бы... она бы... Что бы сделала она? Убила бы их? Или заставила написать признание?

На ту же тему она беседовала и с Розой. Пламенная революционерка была полностью солидарна с Кларой – зло нужно карать, а несправедливость должна быть устранена, пускай и при помощи противозаконных средств.

– А как же религия? – задала вопрос Софья.

Она, современная молодая женщина, раньше не задумывалась о том, есть ли жизнь после смерти и придется ли отвечать за грехи на Страшном суде. Но сейчас...

– Религия, как известно, опиум для народа, – отчеканила Роза, знавшая наизусть труды революционеров. – И вообще, зачем думать о том, что ждет тебя на том свете, если и на этом может быть совсем даже неплохо?

– Кто так сказал? – улыбнулась Софья. – Наверняка Вольтер, Фейербах или Бакунин.

– Земляк твоей бабки, Лев Толстой, – заявила Роза. – Не стоит говорить в данном случае о мести, ведь то, о чем тебя просят бедные женщины, – возмездие. Если обратиться к директору тюрьмы, слабовольному ханже сеньору Вилгону, то он, конечно, пообещает наказать виновных, но и пальцем для этого не пошевелит. Он ведь прекрасно знал, что происходит в тюрьме, но был, видите ли, выше подобных мерзостей!

– Письмо в министерство тоже ничего не изменит, – задумалась Софья. – Не так-то легко бороться с несправедливостью, находясь в тюрьме.

– Нелегко, – подтвердила Роза, – но когда-то начинать надо! Я с большим удовольствием помогу тебе избавиться от всяких сволочей. И вот что я думаю по этому поводу...

* * *

Два дня спустя, под вечер, Клара подошла к одному из охранников и, состроив глазки, глупым тоном спросила:

– Сеньор, вы не хотели бы составить мне компанию?

Охранник облизнулся, но ответил:

– Да ты старая больно и жирная. Хотя мои друзья таких, как ты, любят.

– А у меня и подружки имеются! – ответила Клара и призывно покрутила бедрами. – На всех хватит!

Через двадцать минут, когда окончательно стемнело, четыре охранника подошли к сапожной мастерской – Клара назначила им рандеву именно там.

– Что, сама и предложила? – недоверчиво переспрашивал один.

– Да, сама и предложила, – подтвердил его товарищ. – Наверное, думает, что мы ей денег дадим.

– Гы-гы-гы! Ошиблась баба! – захохотал третий. – Лишь бы подруг своих привела, как обещала!

Главный надзиратель толкнул дверь в мастерскую, щелкнул выключателем, но лампочка не зажглась.

– Черт, темно-то как... – произнес он. – Ты все правильно понял, они нас здесь ждать должны? Может, наврала та стерва?

– Если наврала, то жирной черномазой не поздоровится, я ее очень хорошо запомнил.

Охранники, изнывая от похоти, вошли в мастерскую, и в ту же секунду на них набросились притаившиеся в темноте женщины. Их было много, очень много! Охранников разоружили и вытолкнули на улицу. Мужчины обомлели – подступы к мастерской, пустынные всего минуту назад, заполнились женщинами – молодыми и старыми, низкими и высокими. В руках каждая из них держала какой-нибудь предмет: ложку, самодельный нож, шило, кусок трубы, камень или осколок стекла.

– Вы чего? – пятясь, произнес главный надзиратель. – Это же бунт! За такое дело вас всех расстреляют с вертолета!

– Это ты меня назвал жирной черномазой и пообещал, что мне не поздоровится? – спросила, выступая вперед, Клара.

У нее в руках был большущий металлический половник, обычно используемый для раздачи в столовой супа или каши. Она ударила половником по лбу надзирателя и смачно харкнула ему в лицо.

– Ну, ты поплатишься... – произнес он, но его голосу не хватало уверенности.

– Ты уверен? – спросила девушка с безобразным шрамом через все лицо. Она прикоснулась к нему рукой и сказала: – Это ведь ты сделал со мной полтора года назад. Сначала вы вчетвером меня изнасиловали, а потом ты подал идею – отрезать мне нос!

Она подошла к охраннику и полоснула его заточенной стальной пластиной по щеке. Мужчина взвизгнул и отшатнулся.

– Вы все умрете, – прошептал он.

Ответом ему стал смех – издевательский, недобрый. К сбившимся в кучку надзирателям потянулись десятки рук. С них сорвали одежду, женщины принялись дубасить их чем попало.

Софья, стоявшая в стороне и наблюдавшая за судом Линча, спросила у Клары:

– Позволит ли это жертвам ощутить себя счастливыми?

– Не сомневайся, она принесет им избавление от душевных мук, – ответила Клара.

Несколько минут спустя толпа схлынула – в пыли, окровавленные, жалкие, покрытые плевками, лежали, судорожно дыша, четыре голых надзирателя.