то единственное, что еще имеет значение.

Поворачивая ручку, я делаю глубокий вдох и замираю, собираясь с духом. Через мгновение я открываю дверь и вхожу в комнату.

Луна отбрасывает тусклый свет через пятнадцать или около того маленьких круглых окон, расположенных по всей комнате, которые смотрители маяка использовали для наблюдения за погодой, стены обшиты деревянными панелями, в отличие от кирпича остальной части здания.

На стене справа от меня висит доска, на ее поверхности все еще пылятся остатки мела, а квадратный деревянный стол занимает центр маленькой комнаты рядом с большой канистрой. Старые механизмы и перекладины внутри стеклянных окон, которые когда-то управляли объективом, теперь неподвижны и тихи.

Еще одна узкая винтовая лестница ведет наверх через потолок, но маленькая дверца люка, открывающая доступ к фонарю, закрыта.

Оливии нет.

Я поворачиваюсь, направляюсь в служебную комнату, но она уже выходит из-за угла и встает в дверном проеме.

Я замираю. Рядом с ней нет другой девушки.

— Ты хорошо танцуешь, — произносит она.

Лив прислоняется к дверной раме, вытаскивает жвачку изо рта и кладет ее в обертку.

Я вся напрягаюсь:

— Ничего из этого не предназначалось для тебя.

— Все это предназначалось для меня.

Наконец она поднимает голову, хоть я все еще не вижу ее глаз, но ощущаю, как от нее исходит самодовольство.

Сучка.

— Сколько ты выпила, Клэй?

Недостаточно. Легкое гудение в моей голове, вероятно, вызвано сотней людей внизу, всасывающих кислород, а не напитком, который я выпила в машине.

— Где она? — спрашиваю я.

— Кто?

— Ты знаешь кто.

Вспышка белого цвета, и я понимаю, что она улыбается. Смотрю поверх себя, а затем снова на Лив, зная, что та потаскуха ждет либо в служебном помещении, либо у фонаря. Я бы не пропустила их, если бы они вернулись.

Она засовывает обертку в карман и проходит дальше в комнату.

— Кстати, Клэй, насчет платья, — говорит она. — Ты худеешь. Мне нужно снова снять с тебя мерки.

Платье? Она все равно сошьет его?

Мне плевать на платье.

Она закрывает за мной дверь, и музыка немного стихает, мои руки дрожат тем сильнее, чем ближе она подходит. Теперь я слышу свое дыхание.

— Вытяни руки, — указывает Лив едва слышным шепотом.

Но я не делаю этого.

— Откуда ты знаешь, что я худею?

Она подходит ко мне, достает телефон и открывает приложение. Встречается со мной взглядом, и, хоть она не отвечает вслух, я могу прочитать ответ в ее глазах. Она знает мое тело.

Меня охватывает возбуждение, и я слегка наклоняю голову, желая, чтобы ее рот оказался всего в нескольких дюймах от меня. Но я сдерживаюсь.

Я не пыталась похудеть. Я просто… забывала поесть. На прошлой неделе я проводила много времени в тренажерном зале. Просыпалась раньше и ложилась позже, мои мысли практически всегда были заняты.

Она разводит мои руки в стороны, приготовившись воспользоваться своим телефоном и каким-то измерительным приложением, но я отталкиваю ее руку.

— Кто она такая?

— Подруга.

— С которой ты уже была раньше?

— Да.

У меня сдавливает грудь, в животе все сжимается. Слезы застилают глаза. Да чтоб ее. Я не знаю, что хуже — Мартелл или та, с кем у нее уже что-то было.

Определенно последняя. Это напоминание, что у нее была жизнь до меня. Что есть другие люди, которые могут сделать ее счастливой.

Что, черт возьми, происходит? Я вижу, как Каллум разговаривает с девушками. Девушки смотрят на него. И мне плевать на это. На самом деле, я чувствую облегчение, когда вижу, что его внимание занято кем-то другим.

С Оливией я могла бы ударить кого-нибудь ножом, потому что ничего не могу поделать, чтобы остановить прошлое. Эта девушка над нами целовала Лив. Касалась ее. Лив оставалась с ней наедине, занималась с ней сексом, пробовала, кусала и совсем не думала обо мне. Уф…

Я хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Она с рычанием отталкивает меня, но я снова хватаю ее.

— Прости, что кинула тебя на прошлых выходных, — я выдыхаю эти слова ей прямо в губы.

Прости, ладно?

Лив замирает, ее руки останавливаются, она хочет оттолкнуть меня, но не делает этого.

— Ты этого не заслужила, — продолжаю я. — Я хотела, чтобы ты была там больше, чем что-либо еще.

— Ты бы что-нибудь изменила? — спрашивает она.

Я пристально смотрю ей в глаза, ее нос в дюйме от моего. Ложь вертится на кончике моего языка. Да. Я бы сказала им, что устала, что поеду домой, а они пусть ищут другого водителя. Потом я бы завернула за угол, несмотря на огромный риск, и подобрала бы тебя. Насколько легко это было бы сделать?

Но я знаю, что испугалась бы. Они были прямо там, наблюдали бы за мной.

Лив обхватывает руками мое лицо и не моргая смотрит на меня.

— Знаешь, чего я хочу? — Ее голос становится жестче. — Чтобы ты перестала мне врать.

Она прижимает меня к столу, и я тянусь назад, хватаясь за него руками, чтобы не упасть.

— Мне не нужно, чтобы ты была мягкой, — продолжает Оливия. — И меня не нужно соблазнять. Ты хочешь секса, потому что это приятно, так?

Нет, я…

Но она встряхивает меня.

— Так?

— Да, — вздыхаю я. — Да, это приятно.

— Потому что ты кончаешь благодаря мне.

— Н…

— Так? — сквозь зубы спрашивает Лив.

Я киваю.

— Да.

Она наклоняется ко мне, толкая меня на столешницу. Пульсация в моем клиторе усиливается, она похожа на отбойный молоток, когда Лив устраивается между моими ногами, кладет ладони на стол по бокам от меня и смотрит на меня сверху вниз.

— Лив…

— Потому что со мной безопасно, так? — Ее голос похож на укусы мороза. — Грязное клише католической девушки, о котором ты когда-нибудь расскажешь своему мужу?

Мне трудно сглотнуть. Я касаюсь ее шеи, держу обеими руками и поглаживаю челюсть и горло большими пальцами.

— Так? — спрашивает она.

Слезы щипают глаза, и я ненавижу это ощущение. Я ужасно поступила с ней.

— Так, — шепчу я, но всхлип в моем горле говорит об обратном, и я уверена, она слышит это. — Словно я когда-нибудь буду любить тебя.

— Ты никогда этого не сделаешь.

Я качаю головой.

— Я удобная и тихая, — объясняет Оливия, — и потому что ты не станешь потаскухой или шлюхой, если однажды ночью во время непристойной ночевки займешься этим с девушкой, так?

Мне хочется сказать ей, что она значит для меня больше, но мы обе знаем: неважно, что произойдет между нами, это не продлится долго.

Поэтому я подыгрываю ей.

— Никто никогда не узнает, что меня касались, — говорю я.

Мой будущий муж никогда не узнает, что на самом деле заводит меня.

Но пока что я принадлежу ей.

— Включи камеру, — прошу я.

Она пристально смотрит на меня.

Я забираю все еще заблокированный телефон у нее из руки и открываю камеру.