Единственным способом немного подзаработать оставались сверхурочные в субботу. Но покуда настроение Фифи было непредсказуемым, она вряд ли согласится, скажи он ей об этом. Только вчера она заявила, что если бы Дэн пришел в ту субботу сразу после обеда, быть может, Анжелу нашел бы кто-то другой.

Вечер того дня был наихудшим в его жизни. Кроме шума на улице, допросов полиции, волнения, пока они ждали возвращения Маклов, и душевных страданий Фифи Дэну не давало покоя чувство вины.

Он должен был пойти в полицию и в национальную службу защиты детей сразу после того, как Альфи избил свою дочь. Но Дэн самоуверенно полагал, что девочка будет в безопасности, стоит ему хорошенько припугнуть ее отца. Только идиот мог надеяться на то, что такого психа, как Альфи Макл, остановит перспектива хорошей взбучки.

Альфи и Молли были арестованы и оба находились в тюрьме в Брикстоне по подозрению в убийстве. Майк сидел там же по подозрению в соучастии. Никто точно не знал, где находилась Дора, но ее, скорее всего, поместили в одну из психиатрических клиник. Дэн очень надеялся, что Альфи и Молли повесят, но, тем не менее, не мог себе простить, что не сделал ничего, чтобы защитить Анжелу.

Чем больше Фифи говорила о случившимся, тем сильнее Дэн на себя злился. Он понимал, что нужно дать ей выговориться, но просто не мог это выслушивать.

— Вам что-то не везет в последнее время, — заметил Чес, отрывая Дэна от размышлений и возвращая его в реальный мир.

— И не говори, — устало вздохнул Дэн.

Он припомнил, как всего пару месяцев назад, когда только начались жаркие дни, он сидел вот так на лесах, как сейчас с Чесом, курил и грелся на солнышке. Внизу под ним царил привычный хаос стройки: бормотание бетономешалок, металлический лязг монтируемых лесов, жужжание пил, громкие шутки рабочих и временами одобрительное посвистывание, когда мимо стройки проходила симпатичная девушка. В тот день Дэн подумал, что у него есть все: красивая жена, желанный ребенок, любимая работа, хорошие товарищи, а еще он надеялся, что скоро заработает достаточно денег на начальный взнос за собственный дом.

Потом на него напали, а Фифи потеряла ребенка. Потом убили Анжелу…

Теперь, казалось, их брак был на грани разрыва.

— Будь я на твоем месте, я бы ей всыпал по первое число и отправил на некоторое время к мамочке, — хихикнул Чес. — Ты бы мог сходить с нами в паб, снять пару цыпочек, повеселиться.

Дэн разозлился. Чес часто рассказывал ему о том, что бьет своих девушек, и о том, что по собственной инициативе бросил жену с двумя детьми. Он был старше Дэна, ему было уже за тридцать, но с прической в стиле «Битлз» и невинными голубыми глазами он выглядел гораздо моложе, и юные девушки слетались к нему как мухи на мед.

— Цыпочки меня уже не интересуют, — резко ответил Дэн. — А еще я ни разу в жизни не поднял руку на женщину. И я презираю парней, которые так делают.

Дэн встал и снова принялся укладывать кирпичи, не обращая внимания на Чеса, застывшего с открытым ртом.

Пока Дэн занимался укладкой кирпичей и мысленно подсчитывал, сколько еще ему придется работать по субботам, пока он не заработает необходимую сумму, Фифи заливалась слезами.

Последние две недели ее глаза все время были на мокром месте. Она всего боялась. Она боялась, что не сможет пользоваться правой рукой, и постоянно размышляла о том, что Дэн сказал и о чем он подумал. Мать так и не ответила на ее письмо, а Фифи так хотела рассказать своей семье, через что ей пришлось пройти, но она не могла этого сделать. Иногда она боялась сойти с ума.

По радио передавали песню Рея Чарлза «Сними оковы с моего сердца», и именно так Фифи себя и чувствовала, — словно закованная в цепи. Она могла встать и побродить по квартире, могла пойти на прогулку, если бы захотела, но все ее мысли были прикованы к тому ужасному происшествию.

Ее угнетали подозрительность, ненависть и страх, поселившиеся на Дейл-стрит. Люди, которые раньше были такими общительными, теперь поспешно проходили мимо, даже не поздоровавшись и не улыбнувшись. Те, кто всегда любил постоять на улице, перемывая косточки соседям, теперь спешили укрыться за стенами домов. Дети перестали играть на улице, и когда паб закрывался на ночь, люди расходились без привычных громких прощаний и веселого смеха.

Из дома номер одиннадцать так и веяло враждебностью, несмотря на то что сейчас там не было ни души. Туда часто заходили полицейские, которые иногда выносили из дома ящики и сумки, скорее всего, содержащие улики. На Дейл-стрит часто устраивали набеги репортеры в поисках желающих поделиться с ними информацией. Кроме того, зеваки приходили просто посмотреть на злополучный дом, некоторые даже делали фотографии.

За две недели люди должны были оправиться от шока, но они по-прежнему ощущали беспокойство и подавленность. Создавалось впечатление, что добрые отношения между соседями остались в прошлом.

Частично в этом были виноваты полицейские, которые продолжали допрашивать всех о том, не было ли у Маклов врагов. Фрэнка забрали в полицейский участок и допрашивали четыре часа. Стэна продержали еще дольше. И тот и другой предпочли умолчать о подробностях, что стало причиной новых сплетен. Также выяснилось, что полиция пыталась установить личность тех людей, которые приезжали к Маклам играть в карты в пятницу, как раз перед убийством.

Так как следователь Ропер сказал Фифи, что Анжела была убита утром в субботу, гораздо позже того как игроки уехали, Фифи не понимала, почему им уделяли столько внимания в расследовании. Но она предполагала, что полиции необходимо переговорить с ними, чтобы выяснить, в каком состоянии находились Альфи и Молли в вечер перед убийством.

На прошлой неделе Фифи и Дэн отправились в паб в надежде развеяться. Но им стало только хуже, так как вместо дружелюбной атмосферы они обнаружили, что большинство завсегдатаев паба превратились в юристов-любителей и воодушевленно спорили о том, повесят ли Альфи или просто дадут ему пожизненное заключение. Некоторые даже кичились тем, что им известны секретные факты о расследовании.

Один из таких людей, Джонни Милкинс, заявлял, что у него есть знакомые в полиции и что следователь до конца не уверен в причастности Альфи и Молли к убийству Анжелы. Этому, конечно, не верили, как и тому, что у Джонни есть знакомые полицейские. Но Фифи подумала, что, должно быть, он говорил правду, так как кое-что из сказанного Джонни могли сообщить ему только полицейские, побывавшие на месте преступления.

Джонни сказал следующее:

— Парень, ненормальный настолько, чтобы трахнуть свою собственную семилетнюю дочь, не станет утруждать себя поисками чистой простыни, чтобы ее накрыть. Это сделал кто-то другой, уже после того как они ее задушили.

Об изнасиловании стало известно вскоре после убийства. Именно это и вызвало такую волну дикой ненависти и отвращения. Но никто ни разу не упоминал о простыне.

Фифи мысленно перебирала все детали увиденного в тот день в доме Маклов. Чистая простыня была единственным предметом, не вписывающимся в обстановку. Все кровати в доме походили на разоренные грязные крысиные гнезда, так почему же Альфи не поленился найти чистую простыню, чтобы накрыть девочку? Фифи предположила, что он мог сделать так, раскаиваясь в содеянном. Или, может быть, просто пытался спрятать Анжелу, на случай если кто-то откроет дверь. Но какой бы ни была причина, это казалось странным.