зажгли пропитанную смолой обшивку ridotto, вестибюля третьего этажа входного крыла. Пропитанный смолой пол разгорался медленно, он должен был тлеть в течение двух-трех часов, прежде чем вспыхнуть пламенем. Такой тлеющий огонь типичен для случайно возникших пожаров.

Однако последующие лабораторные анализы показали: даже пропитанный смолой пол воспламеняется при куда более высокой температуре, чем температура горящей сигареты. Специалистам пришлось признать, что пол мог воспламениться только в том случае, если его предварительно облили какой-нибудь горючей жидкостью. В ridotto хранились восемь литров в высшей степени горючего растворителя «Сольфип»; следы его были обнаружены в обугленных досках пола.

Единственная улика, которая привела экспертов к выводу о том, что пожар начался случайно, заключалась в обнаружении того факта, что пол в ridotto прогорел насквозь. Это, по мнению специалистов, указывало на медленное предварительное тление, и, следовательно, на случайную причину пожара. В соответствии с новым сценарием – сценарием преднамеренного поджога, эксперты стали говорить, что вследствие того, что доски пола были покрыты и пропитаны растворителем, они продолжали гореть во время пожара, несмотря на то, что их поливали водой из пожарных брандспойтов.

Таким образом, огонь не тлел в течение двух или трех часов. Он превратился в ревущее пламя в течение десяти – пятнадцати минут после воспламенения. Это означало, что пожар начался приблизительно между 8.20–8.50 вечера, а не в шесть часов, как сначала думали эксперты. Но как тогда быть с восемью свидетелями, которые утверждали, что в шесть вечера почувствовали с улицы, что в «Ла Фениче» что-то горит? В ответ на это эксперты утверждали, что никто в здании театра не чувствовал в это время запаха дыма, а те, кто говорил, что ощущали его, не сообщили об этом в шесть часов. Источником запаха дыма в шесть часов, по мнению экспертов, могла быть кухня какого-нибудь ресторана или дрова, горевшие в печи или камине.

Переквалификация причины пожара с халатности на поджог означала, что Феличе Кассону предстояло вернуться к началу расследования и заново проанализировать всю информацию, собранную за прошедшие несколько месяцев. Наибольший интерес Кассон проявил теперь к троим молодым людям лет двадцати, которые вскоре после начала пожара бежали в направлении Кампо-Сан-Фантин и кричали на венецианском диалекте: «Scampemo, scampemo!» – «Скорее смываемся отсюда!» При этом они громко смеялись. Свидетелям показалось, что они либо участвовали в какой-то проделке, либо просто заблудились. Еще десять минут спустя люди видели двоих молодых людей, мчавшихся прочь от театра. Все они бежали от служебного входа «Ла Фениче» на Калле-делла-Фениче.

Двадцать девятого января на реставрации театра работали двадцать пять человек. Кассон решил узнать, кто из них последним покинул здание.

* * *

Джильберто Паджаро, сторож «Ла Фениче», мужчина пятидесяти четырех лет с печальными глазами, заступил на дежурство в четыре часа дня 29 января 1996 года. Со своего поста в комнатке привратника служебного входа он видел, что большая часть людей покинула театр между пятью и половиной шестого вечера. В следующие полчаса из театра вышли еще три человека: дизайнер сцены, представитель по связям с прессой и хозяйка кафетерия, чью кофемашину некоторое время считали причиной пожара. В половине седьмого ушел домой электрик театра. Через десять минут из здания «Ла Фениче» вышел руководитель одной из работавших в театре реставрационных фирм, а вслед за ним один из бригадиров. В половине восьмого театр покинул плотник театра в сопровождении четырех рабочих, которые все вместе отмечали в плотницкой мастерской день рождения бывшего коллеги.

В восемь часов в театре оставались еще девять человек; сторож Паджаро, фотограф «Ла Фениче» – Джузеппе Бонаннини, снимавший ход работ; и семеро молодых электриков, сотрудников компании «Вьет», маленькой фирмы-субподрядчика. Все семеро, включая владельца компании, были переведены на двенадцатичасовые смены. Трое были наняты в течение предыдущей недели, чтобы наверстать потерянное время. 29 января они работали на первом этаже. В восемь вечера они закончили работу и поднялись в раздевалку на четвертом этаже, чтобы принять душ и переодеться.

Энрико Карелла, двадцатисемилетний владелец «Вьет», рассказал следователям, что вышел из театра в половине девятого со своим двоюродным братом Массимилиано Маркетти, который тоже у него работал. В течение следующих пяти минут здание покинули три электрика, один из которых позднее говорил следователям, что, вероятно, это он и два его товарища были теми молодыми людьми, которых видели бегущими по Калле-делла-Фениче. «Мы просто развлекались», – объяснил он.

Еще через несколько минут вышел шестой электрик, который, выходя, попрощался с другим электриком. Ушедшего последним сотрудника «Вьет» главный электрик «Ла Фениче» попросил выключить весь свет в театре. Сделав это, тот остановился у комнатки привратника; не обнаружив там Паджаро, он оставил записку, в которой было сказано, что он, как его просили, вырубил в театре свет. Записку после пожара нашли, но этот человек, Роберто Визентин, был единственный из семи электриков «Вьет», чей уход из театра не был никем засвидетельствован.

Теперь в театре оставались только два человека: сторож Джильберто Паджаро и фотограф Джузеппе Бонаннини.

Паджаро отравился на обход здания в восемь тридцать, освещая фонариком путь по темному театру. Обычно обход занимал около получаса, учитывая размер здания, множество уровней и лабиринтов боковых коридоров и переходов. Сначала Паджаро поднялся наверх, пересек сцену и вышел в южное крыло, где осмотрел крошечные кабинетики и переговорные. Там все было в порядке. Потом он снова пересек сцену и проверил служебные помещения северного крыла. Там он тоже не обнаружил ничего особенного. Оттуда он направился по подковообразному коридору, огибавшему второй ярус лож, и перешел в заднюю часть зрительного зала и залы Аполлона. Именно здесь, приблизившись к середине подковообразного коридора, он и учуял дым. Решив, что запах идет снаружи, он открыл окно и сразу увидел на противоположной стороне канала женщину, кричавшую: «На помощь! Театр горит!»

Теперь Паджаро встревожился не на шутку. Он помнил, что Бонаннини до сих пор находится в своем кабинете на четвертом этаже – фотограф просил Паджаро зайти к нему во время обхода, чтобы затем помочь ему спуститься вниз по темным лестницам, светя фонариком. Паджаро взбежал наверх и обнаружил Бонаннини в его кабинете за сортировкой фотографий.

Едва переводя дыхание, Паджаро крикнул:

– Беппе, Беппе, на втором ярусе я учуял дым! Давай мне руку. Нам надо выяснить, откуда он идет. Пошли. Скорее!

Вдвоем они вышли из кабинета Бонаннини и поспешили по ступенькам вниз.

– Второй ярус, второй ярус! – кричал Паджаро, ведя за собой фотографа.

Они открыли дверь в подковообразный кабинет и сразу ощутили резкий запах дыма. Паджаро включил фонарик и осветил тонкую дымку. Они прошли дальше по коридору мимо дверей индивидуальных лож к задней части зала. Они были рядом с королевской ложей, когда, заглянув через дверь в залы Аполлона,