По залу прокатился глухой, почти благоговейный шепоток «Это же Саймон Питерс!»

Когда я проходил мимо одного из столиков, из-за него поднялся Элтон Джон и принялся трясти мою руку: будто мы знаем друг друга с детства.

– Саймон! – Лицо его расплылось в широкой фамильярной улыбке. – Рад тебя видеть. Мои поздравления насчет ребенка и… классная получилась драчка!

Самый настоящий Элтон Джон! Никакой не двойник Я был потрясен, что он знает мое имя. Потрясен настолько, что напрочь забыл, как зовут его.

– Привет… дружище, – ответил я.

Слово «дружище» я пробормотал как можно неразборчивее: так делают, когда не помнят имени собеседника. После чего неловко выдернул ладонь и молча поспешил дальше. Для стороннего наблюдателя все это, вероятно, выглядело так, будто я чересчур занят, чтобы тратить время на пустую болтовню с типами вроде Элтона Джона.

– Да-ра-гуша, – окликнула Лиззи из глубины ресторана.

– Привет, Лиззи.

– Извини, я взяла на себя смелость сделать заказ за тебя. – Она дважды чмокнула воздух где-то в районе моих щек – У них тут обалденная рыба с картошкой.[45]

Ага, именно такое блюдо и нужно заказывать в «Холли». Подадут завернутой во вчерашнюю газету и сдерут с вас сорок фунтов за такое счастье.

Я сел, и Лиззи тут же потянулась ко мне через столик Сначала я подумал, что она хочет меня ударить, но все обошлось. Она схватила меня за щеку и игриво потрепала – так обычно ведут себя мамаши, восхищаясь прелестным пупсом.

Неужто я и впрямь переспал с этой женщиной?

Мы приступили к обеду, большую часть которого Лиззи просто болтала о всякой ерунде. Обычный светский треп. Если она собиралась меня уволить, то явно решила растянуть процесс подольше. Мы как раз добивали десерт из подтаявших в СВЧ-печке батончиков «Марс» (еще одно фирменное блюдо «Холли»), когда Лиззи вдруг прокашлялась и посмотрела мне прямо в глаза.

«Вот оно, начинается, – подумал я. – Сейчас объявит, что я уволен».

– Скажи, Саймон, а есть еще кто-нибудь, кого ты недолюбливаешь?

– Прошу прощения? Я не понял вопроса.

– Мы подумываем превратить твою идею во что-то вроде постоянной рубрики. Каждую неделю ты будешь драться с какой-нибудь знаменитостью. Думаю, прошлый сюжет получился таким натуральным именно потому, что ты искренне ненавидишь Рикардо Манчини. Вот я и спрашиваю: есть еще кто-нибудь из известных фигур, кого ты недолюбливаешь и с кем тебе хотелось бы подраться?

– То есть меня не увольняют?

– Увольняют? С чего ты взял? Разумеется, нет. То, что ты сделал в пятницу, – это лучшее из всего, что я спродюсировала на ТВ за последние двадцать лет. Мы уже продали клип шестнадцати странам, и еще как минимум пять заинтересовались форматом «Сливок» и всерьез подумывают купить у нас права. Я думаю, из этого могло бы даже выйти продолжение: «Мордобой у Питерса» или что-нибудь в этом роде.

– Но ты же сама сказала: «Тебе никогда больше не работать на ТВ».

Пауза.

– Я сказала: «Тебе никогда больше не придется искать работу на ТВ». И это правда, да-ра-гуша, потому что теперь работа найдет тебя сама. Ты что, не понимаешь? Считай, что ты махом сделал себе карьеру.

Я готов был расцеловать ее, но все-таки воздержался, поскольку у нее могло сложиться неверное впечатление.

Обед закончился. Когда я выходил из ресторана, Элтон Джон приветливо помахал мне вслед, но я был слишком сконфужен, чтобы ответить тем же, а потому просто проигнорировал его.

Моя ванна официально «горячая».

Только что звонил Макс. Он сказал, что его буквально засыпали предложениями работы для меня. Оказывается, на сегодняшний день я приглашен в качестве гостя более чем в тридцать пять разных телешоу. Меня даже пригласили поучаствовать в теледебатах на тему жестокости и насилия на телеэкране, а еще на Радио-4 – поговорить об отцах, которым запрещают видеться с их детьми.

– А как же Манчини с его угрозами затаскать меня по судам? – поинтересовался я.

Макс отмахнулся.

– Мне удалось отговорить его от этой затеи. Сначала я подумал, что из этого могла бы получиться неплохая реклама, но, поразмыслив, пришел к выводу, что от судебного разбирательства один только геморрой.

Я предпочел проигнорировать тот факт, что Макс и в самом деле собирался тащить меня в суд в рекламных целях. От моего внимания не укрылось и то, что он, похоже, жутко доволен тем, что мы с Манки оба заявляем права на отцовство.

– И что же нам делать дальше? – спросил я.

Втайне я лелеял надежду, что именно в этот момент Макс развернет стратегический план моей карьеры на ближайшие годы, над которым он, должно быть, корпел все последние три дня.

– Абсолютно ничего!

Голос его был полон ликования.

– Я отказал всем телешоу, сославшись на то, что сейчас ты слишком занят. Мими Лоусон дала разумный совет: на какое-то время тебе лучше затаиться. Не стоит сейчас чересчур засвечивать тебя.

Да как он не понимает?! Всю свою сознательную жизнь я только и ждал этого момента: засветиться как можно сильнее. У меня сложилось впечатление, будто Макс считает свой ход поистине мастерским. Честно говоря, я даже немного обиделся: когда я был начинающим телеведущим, Макс даже палец о палец не ударил, чтобы хоть как-то мне помочь. И вот теперь я вроде как добился своего, но он по-прежнему не собирается ничего делать.

– Скажи-ка мне откровенно, Саймон. – Голос Макса был абсолютно искренним, что застигло меня врасплох: раньше Макс не был искренним никогда. – Ты действительно отец ребенка?

– Да, – ответил я с намеком на возмущение. – Разумеется, я – отец ребенка. Однозначно. Сто процентов. Возможно. Я не уверен. Не знаю. А что? Что говорит Манчини?

– Манчини убежден, что отец – он, – просто ответил Макс.

Повисла пауза.

– Ему тоже предлагают работу?

– Кое-какой интерес проявляют.

Больше вытянуть из него мне ничего не удалось.

ДА. ОТЕЦ – Я!

РИКАРДО МАНЧИНИ:

ИСТОРИЯ ОДНОГО ПАПАШИ

Манки продал свою эксклюзивную историю корресподенту «Сан». Он сообщил, что не имел возможности поговорить с Мими после рождения ребенка, но очень надеется «увидеться с ней в ближайшее же время». Манки заявил, что переспал с Мими на последней неделе пантомимы в Гримсби и что ребенок – плод этой связи. Интересно, но он утверждает, что после пантомимы Мими буквально ходила за ним по пятам примерно пару месяцев – правда, почему-то лишь каждый второй день.