Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы экстрасенсом стали?
– Вроде того, только начали меня какие-то помыслы темные мучить. Увижу человека – негра например какого-нибудь, а кто-то мне говорит: «Плохой это человек, наведи на него болезнь». По ночам будто находит на меня нечто, и мы летаем. Очень реалистично, как будто и не сон вовсе. А внутри все, знаешь, наизнанку выкручивает, очень плохо; помедитирую, – проходит вроде бы. Разговорился я как-то об этом с одним дружком своим, тоже русский, как и я, каратист заядлый, только он в философию не лез, говорил, нам, православным, это не к чему, тупик это. Он мне и посоветовал: «Ты в церковь сходи, там батюшка Севастиан, он тебе поможет». А у меня, Саня, край – душу аж выворачивает. Побежал я церковь. Захожу, будни были, народу никого, у бабулечки спросил как батюшку найти. Она говорит, посиди милок, сейчас. Ждал я, ждал, уходить уж собрался, думаю, чего я тут делаю. И тут выходит ко мне старичок небольшого росточка, заспанный, бородка жиденькая. Думаю, ну чем мне такой человечек жалкий помочь может. А он на меня как взглянет: «Ты, говорит, зачем их сюда притащил?» Я оглядываюсь, «Кого?» – спрашиваю. «Кого? Бесов! Вон, запрягли тебя и вожжами хлещут, чтоб ты бежал прочь». Потом спрашивает: «Мясо ел последние три дня?», я говорю: «Нет». – «Сегодня с утра ел чего?» А я после медитации утром до обеда ничего не ел, метода была у меня такая. Он говорит: «А ну, на колени, окаянный!» Сунул в руки мне молитвослов: «Читай, говорит, от сих и до сих». Долго я читал, где-то час. Он меня за плечо поднимает, к Евангелию и кресту ведет, говорит: «Кайся!» Я говорю: «В чем?» А он мне: «Во всем, что душу твою гнетет». Всё я ему рассказал тогда, говорю и слезами захлебываюсь. Причастил он меня, и стало внутри, Саша, спокойно и светло. Он посмотрел строго так и говорит: «Домой тебе надо, сгинешь здесь». Вот так, брат, я стал православным.
– А как же каратэ и ниндзи?
– Бою учиться нужно, а в философию нельзя. Вон посмотри, наши ребята русские на мировых чемпионатах по каратэ и дзюдо у японцев выигрывают. Так, без медитаций всяких, перекрестился и в лоб ногой.
– Прямо все чемпионы – православные?
– Пока нет, – с уверенной улыбкой сказал Боря так, что и нельзя было понять, шутка это или суровая уверенность.
Любуясь на веселые языки пламени, Боря закрыл дверцу печи поленом и сказал:
– Ладно, пойдём, полынь развесим в парилочке.
Полутемная, обшитая деревом парная уже успела нагреться. На Сашу она не произвела особого впечатления, – обыкновенная комната. Из опыта общения с Борисом, он готов был увидеть всё, что угодно, но не эту совершенно незамысловатую парилку, каких можно найти дюжины в каждом русском поселении.
– Нравится?
– Ну, так…
– Красота – в простоте, Саня. Главное – функциональность. Сейчас всё на своей шкуре почувствуешь. На-ка, вот тебе, – Боря дал ему половину пучка полыни, – повесь, вон, в углу на проволочку.
Когда вся полынь была развешена, Боря зачерпнул воды из шайки, стоящей на нижней полке.
– Сейчас мы ее горячей водичкой обдадим, и она свою силу отдавать начнёт, – он резко метнул веер брызг на свисающие с потолка ветки полыни.
Крупные капли нагревшейся в воздухе воды растеклись по тёплому дереву смачными шлепками, хлестко ударив по сухой траве.
– Дыши глубже, студент! Чуешь, как пахнет?
Волны терпкого, с горечью запаха оттолкнулись от стены и ударились в Сашу.
– Да.
– То-то. Полынь не только в России используют. Взять тех же индейцев. Давай, пока выйдем, – они ушли из парной в прохладу предбанника, и Боря продолжил: – Так вот, индейцы в ритуальных целях тоже нечто типа бань делали. Вот представь: низкий каркас из жердей, обтянутый шкурами бизона. Внутрь клали горячие камни, их поливали водой, а сверху на камни – полынь. Сидели там до седьмого пота и молились. Выходили очистившимися людьми.
Боря бросил в чайник пригоршню травы и залил кипятком.
– Ну, Саня, давай, разоблачайся, сначала в парилочку, потом посидим, почаевничаем.
– Дядь Борь, я в бане давно не был. Меня не сильно веником, ладно?
– Не переживай, в бане всё по самочувствию, одевай вот это на голову, – на Сашу была тут же водружена толстая войлочная шапка в виде будёновки.
Боря открыл дверь в парное отделение и скомандовал:
– А ну, залетай, а то жар выходит!
Парилка была заполнена густым мокрым паром. Дух, шедший от полыни, приятно щекотал нос.
– Сначала на нижнюю полку садимся, пусть сердечко привыкнет, – сказал Боря и расстелил две войлочные подстилки.
Жар своими влажными щупальцами начал охватывать всё тело. Пот, проторяя себе всё новые и новые дорожки, обильно стекал с разгоряченных парильщиков. Саше нестерпимо захотелось выскочить в предбанник, да что там, – сразу на улицу, – и занырнуть в ручей.
– Дядь Борь, я на выход.
– Давай, только на улицу не выбегай. А я еще погреюсь.
Саша вылетел за дверь, сел на грубый табурет и откинулся на стену. Жар волнами пульсировал в его голове, уходя куда-то в ноги. «Хорошо!» – пронеслось в Сашином сознании.
Через пять минут ввалился Боря, крякая и отфыркиваясь.
– Отдохни, отдохни. Я, Сань, честно, не понимаю, как некоторые без бани живут! Это же такой кайф, по силе ни в какое сравнение с наркотой или бухлом. Чего еще людям надо, не понимаю.
– А можно чаю? А то в горле пересохло, – попросил Саша.
– Давай, это хорошо. Из тебя с потом вся дрянь вылезла, сейчас еще травки полезные через себя прогонишь, и завтра целый день бодрячком. Не ходить, – летать будешь.
Боря щедро разлил чай.
– Саня, у нас порядок такой: между первой и второй – промежуток небольшой. Айда париться, а то замерзнем.
Во второй раз они взобрались на верхнюю полку. Чуть посидели,