Пар выскальзывает из душевой. Наши глаза встречаются. Он полностью одет, я безупречно обнажена. Во мне нет ни стыда, ни смущения, лишь маленькая капля робости. Но ее затмевает тайное ликование от того, как именно он смотрит — заставляя каждой клеткой ощутить его потребность. Скользит по телу горячим потоком. Почти ощутимо ласкает. Останавливается на груди. Дыхание волка тяжелеет. Мое — сбивается. Вижу, как приоткрывается его рот и дергается кадык. Медленно исследует дальше, спускается ниже, туда, где уже влажно от одного лишь его зрительного прикосновения.

В наших телах плещется одинаковое напряжение. Единая нить требовательной энергии соединяет и тянет нас друг к другу.

— Мне подождать снаружи? — сглатывая, спрашивает Оуэн, но при этом делает шаг ко мне, а не в сторону двери.

Ничего не отвечаю. В пару быстрых шагов оказываюсь рядом, встаю на цыпочки и, обхватив его шею, тянусь к губам. Он моментально отвечает. Сталкиваемся ртами, жадно, неистово. Мужские ладони ложатся на мое голое тело. Прижимаюсь к нему сильнее, пальцы спешно расстегивают рубашку. Застреваю на последней пуговице, злюсь, но он тут же приходит на помощь, срывает препятствие, и я довольно мычу, прикасаясь пальцами к твердой и притом мягкой коже его груди и живота. Опускаю руки к ремню, щелкает пряжка. А через минуту оборотень снимает с себя брюки и боксеры, почти не разрывая нашего бешеного поцелуя.

— Дженни, — звучит полу-рык полу-стон. — Ты еще слаба… Тебе нужен отдых.

От тембра его голоса по телу ударяют новые заряды безудержного желания

— Мне нужен не отдых, а ты. — шепчу альфе, и он снова целует меня.

Затаскивает обратно в душевую. Прижимает к стене. В живот упирается твердая, горячая и каменная плоть. Сильные пальцы сжимают бедра, приподнимают чуть выше, заставляя обхватить мужчину ногами. И оборотень припадает губами к моей груди, начиная пытать лаской своего языка. Лижет, всасывает тугие горошинки в рот. Покусывает, заставляя растворяться в приятной неге и стонать его имя.

Его ласки неостановимы, они кружат меня в водовороте блаженства. Кожа горит и дрожит, наполняется все большей похотью. Я полностью отпускаю себя, отдаюсь во власть инстинктов. Обхватываю крепкую мужскую шею, как в бреду подаюсь вперед и трусь губами об его лицо. Целую, прохожусь по скулам языком, прошу. Он нужен мне. Нужен полностью, весь.

Между ног неистово горит и ноет.

— Пожалуйста, войди в меня. — шепчу в ухо.

Мы встречаемся взглядами, разделяем одно общее безумие, обмениваемся сбивчивыми вздохами.

— Моя Дженни. — выдыхает глухой ответ, за которым следует толчок.

Его плоть проникает в меня, высвобождая из его горла стон, а из моего — вскрик.

Оуэн замирает. Тяжело дышит. Нежно целует. Встревоженно всматривается в мои глаза.

— Очень больно? Мне остановиться?

Отрицательно качаю головой и прошу:

— Продолжай.

Но он не спешит, снова прикасается губами ко рту. Проскальзывает внутрь языком, нежно исследует, просит довериться и раскрыться. И я расслабляюсь, принимаю его, перестаю сжиматься.

Следует новый толчок. Оуэн завладевает не только моим ртом, он берет меня всю. Пьет меня, смакует, объявляет свои права на истинную пару. А я отдаюсь ему полностью, без остатка, растворяюсь в нашем общем диком желании.

Боль отступает, и с каждым новым движением оборотня ей на смену приходят острые спазмы удовольствия.

Медленные по началу толчки становятся быстрее, сильнее, требовательнее.

Я кричу, не в силах сдержаться. Стону, забыв о стеснении. В животе закручивается бешеный спазм, и через миг меня выталкивает за грань, а тело содрогается в лавине блаженства.

Следом раздается стон из уст альфы, и все мое тело будто пронизывается теплыми и трескучими потоками энергии. На секунду я вспыхиваю, словно в меня влили горячий поток силы, а затем тут же с блаженной улыбкой обмякаю в крепких руках любимого.

Глава 39

Нахожусь в полубессознательном состоянии, пока Оуэн бережно вытирает мое тело полотенцем. Несколько раз нежно целует во влажные волосы, в лоб, щеки, закрытые веки. Не открывая глаз, подставляю ему рот, тяну подбородок вперед и тут же получаю желаемое — легкое прикосновение мужских губ, за которым следует обеспокоенный вопрос:

— Дженни, все хорошо? Ты как? Где-нибудь болит?

— Нет, все отлично. — шепчу в ответ. — Но очень хочется лежать.

В следующую секунду меня поднимают на руки. Только я обхватываю крепкую шею альфы, как уже через миг оказываюсь на постели.

И как ему удается так быстро и бесшумно передвигаться?

Холодные простыни, прикасаясь к коже, неприятно бодрят, и я сильнее прижимаюсь к мужчине, который ложится рядом.

— Ты такой горячий, как большая и очень приятная грелка. — признаюсь, утыкаясь носом в жесткие волосы на его груди и вдыхая обожаемый мной запах.

Слышится задорный смех. Огромная ладонь опускается на талию, а теплое дыхание ласкает висок.

— Согласен быть твоей грелкой, любимая.

От одного его слова сердце радостно замирает. Усталость и сонное состояние медленно покидают тело.

Поднимаю на альфу глаза и встречаюсь с глубокой зеленью, ограненной бескрайней нежностью. Незаметно щипаю себя за бедро под одеялом, проверяя точно ли это не сон. А он замечает, приподнимает тонкую ткань и удивленно смотрит, приподняв бровь.

— Хотела удостовериться, что все по-настоящему. — зачем-то сообщаю я и смущенно опускаю глаза. За попу тут же щипают мужские пальцы.

— Эй! — возмущенно восклицаю, демонстративно начиная отодвигаться. Но ответом мне служит лишь довольный мужской смех. Пытаюсь натянуть на себя одеяло и обиженно лечь к волку спиной, но силы не равны. И как бы я не хотела выиграть, проиграть ему мне хочется еще сильнее.

Одно властное движение и мнимая защита соскальзывает, полностью обнажая. Оуэн ласково утыкается носом в мои волосы, делает глубокий вдох, немного отстраняется и разворачивает меня к себе.

Смотрит не отрываясь, медленно скользит взглядом по телу, изучает и рассматривает, словно ему важна каждая деталь, каждая маленькая родинка, каждая незаметная черточка.

Искра нежности в мужских глазах вспыхивает и видоизменяется, наполняясь животным желанием. А я начинаю гореть под пламенем этого взгляда. Дрожь прокатывается по спине, низ живота охватывает томление, соски бесстыдно твердеют.

Как завороженная начинаю за ним наблюдать. Он ведь тоже полностью обнажен и без стеснения демонстрирует себя во всей своей первобытной красоте, напоминая греческого атлета, идеального представителя мужского рода. Когда дохожу до вздыбленной плоти с прорисованными венами, то прекращаю поиски и замираю.

Мне вдруг становится недостаточно того, что было между нами в душе. И я знаю, что моему альфе тоже мало — чувствую его эмоции. Впитываю их в себя. Он определенно желает большего. Но вместо продолжения лишь глухо шепчет:

— Отдыхай. — и тянется к упавшему