Когда известный промышленник Осокин обратился с просьбой передать ему Гороблагодатские заводы, то Татищев отреагировал на нее так: «Представлено, что исполнение сей просьбы нанесет немалый вред и убыток, и мню, что он, Осокин, или без дела будучи, или от чего другого нерассудного или бессовестного на то прельщен».

Каково же было удивление Татищева, когда он получил два документа, датированные одним днем — 3 марта 1739 года: один из них — Берг-регламент, второй — о передаче Гороблагодатских заводов Шембергу. Этим акциям предшествовали события, достойные внимания прежде всего потому, что они отражают роль немецкого засилья и вскрывают механизм его влияния на промышленную политику.

Началось все в конце мая 1738 года, когда была создана комиссия, в которую были назначены барон Петр Шафиров, князь Александр Куракин, графы Михаил Головкин и Платон Мусин-Пушкин.

Возглавил ее граф Миних. Ее главная задача состояла в определении судеб казенных заводов: оставить их в прежнем владении или передать частным лицам.

По этому вопросу расхождений между комиссией и участвовавшим в ее работе Шембергом не было: и комиссия, и Шемберг считали содержание заводов убыточным казне. Разногласия начались при рассмотрении конкретных вопросов: кому передать, условия передачи и кто ее должен осуществлять.

Шемберг сначала согласился с мнением комиссии, а затем заявил, что «интенции господ присутствующих не выразумел», и выдвинул собственные предложения. Шемберг настаивал, чтобы передачу казенных заводов проводил Генерал-берг-директориум, в то время как комиссия считала, что эту процедуру должна была осуществлять она, а не фактический хозяин Генерал-берг-директориума Шемберг. Комиссия полагала, что об условиях передачи заводов надобно договариваться в отдельности с каждым претендентом на их получение, учитывая состояние заводского хозяйства — износ оборудования и инструментов, качество руды, отдаленность от рек, по которым производился сплав готовой продукции, рентабельность предприятия, — и в конечном счете отдать тому, кто предложит наиболее выгодные для казны условия. Шемберг предлагал стоимость заводов устанавливать заранее «против железных же Акинфия Демидова заводов», средняя годовая производительность которых определена в 100 тысяч пудов чугуна. Заводы, обеспеченные менее богатой рудой, надлежало «обложить меньшим окладом по пропорции вышеписанного». Личный интерес Шемберга в реализации своего предложения состоял в том, что на Урале не существовало рудников, равных по богатству железа Гороблагодатским.

Далее Шемберг настаивал, чтобы персонам, служащим в Генерал-берг-директориуме, разрешалось получать казенные заводы, в то время как комиссия, ссылаясь на петровское законодательство, запрещавшее лицам, находящимся на государственной службе, вступать «в касающиеся к тем местам торги и подряды», находила в подобном совместительстве «предосудительное ее императорского величества интересу». «К тому же, — развивала свою аргументацию комиссия, — когда они будут интересанты, то уже кому надзирание над ними иметь». Выявились разногласия и по менее важным вопросам.

Добавим, что личный интерес Шемберга во многом совпадал с интересами прочих промышленников и в конечном счете его предложения, внесенные в Берг-регламент 1739 года, создавали по сравнению с Берг-привилегией 1719 года более благоприятные условия для развития металлургии: он освобождал владельцев заводов от уплаты пошлин на привозимые на завод съестные и прочие припасы, разрешал купцам, намеревавшимся строить заводы в отдаленных губерниях, обращаться за разрешением не в Генерал-берг-директориум, а к губернаторам и воеводам, упростил взимание налогов, предоставлял право владельцам медных заводов поставлять медь в казну по рыночным ценам, а не по цене, установленной государством, и т. д.

1 августа 1738 года Миних докладывал Кабинету министров о разногласиях между комиссией и Шембергом. Последовало решение поручить Остерману обсудить с членами комиссии все спорные вопросы. Остерман в угоду стоявшему за спиной Шемберга Бирону поддержал все предложения генерал-берг-директора. Продолжать настаивать на своем комиссия не отважилась и, после того как стало известно мнение Остермана, ее члены якобы по причине болезни не являлись на заседания, и 15 февраля 1739 года она прекратила свое существование.

Шемберг своего добился: он получил в собственность жемчужину уральской металлургии — Гороблагодатские заводы, обошедшиеся казне в 42 152 рубля, и в придачу к ним Лапландские медные и серебряные рудники. Разработку последних императрица «соизволила принять во особливую всемилостивейшую свою протекцию». Кроме того, он получил сальный и китобойный промыслы, ранее находившиеся во владении покойного барона Шафирова. Ему же был передан на откуп сбыт казенного железа за границу, ранее находившийся у английских купцов Шифнера и Вульфа, — в угоду Шембергу контракт с ними был расторгнут. Сверх всего он получил ссуду в 65 тысяч рублей. Аппетиты у Шемберга разыгрались настолько, что он подал прошение о передаче ему всех казенных заводов, на которых он обещал довести производство железа и продажу его за границу до одного миллиона пудов в год.

Затраты казны на строительство Гороблагодатских заводов Шемберг обещал возвратить в 1739 году, а за их эксплуатацию платить ежегодно по 6 тысяч рублей. Обязательств своих он не выполнил — за три года содержания Гороблагодатских заводов он задолжал казне около 135 тысяч рублей да за проданное за границу казенное железо свыше 138 тысяч рублей[204].

Еще один негативный результат немецкого засилья в промышленной политике в металлургии: Шемберг получил Гороблагодатские заводы без «привеска» в виде менее рентабельных или убыточных предприятий. Лишь в ноябре 1739 года Кабинет министров определил: если не найдется желающих взять в содержание все казенные заводы, то отдавать их по частям, приписывая худые к добрым. Шемберг получил только «добрые» заводы без «худых».

Падение Бирона, освобождение Шемберга от должности генерал-берг-директора в 1742 году на полтора десятилетия отсрочило разграбление казенных заводов. Акция передачи их частным лицам была совершена при Елизавете Петровне, причем в роли грабителей народного добра выступали не проходимцы-немцы, а русские вельможи.

Афера Шемберга — Бирона на легкой промышленности, к счастью, не отразилась, она развивалась под благотворным влиянием регламента Мануфактур-коллегии, содействовавшего вложению капиталов в производство. Но одна правительственная акция распространялась на все отрасли промышленности и определила оригинальную, нигде в Европе не существовавшую структуру крупного производства. Речь идет об указе 7 января 1736 года, реализация которого оформила переход мануфактур от использования наемного труда к принудительному.

Подобно Уложению 1649 года, определившему длительный процесс закрепощения крестьян, указ 1736 года оформил ранее наметившийся процесс закрепления мастеровых людей за мануфактурами. Этот процесс начался еще во второй половине XVII века, но тогда он носил единичный характер, а в XVIII столетии распространился на все отрасли промышленности.