к горлу приставили, теперь вот это. Вряд ли внутри сейчас с нетерпением дорогих гостей ждут, стол накрывши. Опять какая-нибудь неприятность.

Подумал орчук, что надо знакомцев в обер-полицмейстерстве (а появилась у него пара таких людей — простых, без предрассудков о прочих) на предмет наличия компенсаций любых за опасность поспрашивать. А что, кинул в тебя какой лихоимец нож — будьте добры, рубль или хотя бы полтину, наставили револьвер — пожалуйте, Михайло Терентьевич, вам два рубля. А то ведь никакого здоровья не хватит. Видит господь, не доживет так до пенсии.

Присел орчук, ожидая приказания, когда можно будет дверь вышибать, но Меркулов ручку потянул, и вон оно что — открыто. Плохой знак. Даже в самых хороших районах запираются, лихого люду хватает.

Что после случилось, лишь подтвердило самые плохие опасения Миха.

Заревело внутри, будто чудо-юдо какое, коими детей в сказках пугают, там затаилось. Но тут же зацокали копыта, и вылетел на Меркулова аховмедец. Витольд Львович тоже не лыком шит, да еще с магией своей редкостной, успел два раза курок спустить. Яростный гул смешался с криком, обычным криком боли, и в следующее мгновение Меркулов оказался погребенным под аховмедцем. Последнего он ранил: по поросшей густым жестким волосом ноге потекла густая, будто торопящаяся покинуть тело козлоногого, кровь. Однако ж сил у аховмедца было еще вдоволь, и бед он мог натворить еще немало. Пришлось Миху на выручку спешить.

Подскочил он к ироду, который уже на Витольда Львовича навалился, да оторвал козлоногого от пола, точно пушинку. Конечно, кабы последний магию крови применил, не сдюжил бы, если только берсеркерство потаенное бы помогло, но теперь сражались на равных, исключительно на силу врожденности напирая, а тут против орка никто бы не выстоял. Полетел аховмедец так, как не всякая птица может. Правда, летел недолго. И нескольких мгновений не прошло, как вниз направился, по лестнице, да там в пролете и затих.

Рано обрадовался орчук. Из темноты проема вдруг выскочил еще один козлоногий. Судя по размерам, породовитее предыдущего. Только и успел Мих Господа поблагодарить, что бодливой корове тот рога не дал, точнее, отнял — каждый знает, что ранее, совсем в древние времена, чуть ли не у каждого аховмедца рога были. Если бы теперь они остались, очень тягостно орчуку бы пришлось. И так дыхание перебило, когда козлоногий башкой своей преглупой в грудь влетел, но это ничего. На мгновение всего лишь Мих потерялся. Даже когда дурак этот его метелить кулаками стал, сознание не потерял. Каждый знает, что у орка голова — наикрепчайшее место. Вот ежели он кувалдой или молотом каким вдарил бы, еще посмотреть надобно, а так…

В себя пришел Мих, почувствовал, как запаляется берсеркерская кровь внутри, рыкнул, сцепил в замок две руки да вдарил козлоногому. Отлетел аховмедец, будто весу в нем никакого не было, да затих. В былое время испугался бы орчук, что убил существо живое — хоть и не человек был житель Матара, а все-таки создание Господа (к подобному заключению еще в прошлом столетии церковь православная пришла). Теперь же даже не посмотрел в сторону упавшего, хотя до боевого безумия, в песнях прославленного, далеко было, но уже отступился от себя прежнего Мих, став ближе к своим истинным предкам.

А аховмедцев все прибывало, словно вся квартира ими набита была. И лезли теперь, как огурцы из кадки, стоило лишь крышку приподнять. Витольд Львович только подниматься начал. Крепко его первый приложил, потому на господина орчук не надеялся. Да и вообще теперь Мих мало думал. Кабы побольше разумения сейчас в голове было, отступил на один шаг, к лестнице отходя, чтобы не с двумя сразу драться, а одного вперед пропустить. Тогда аховмедцы друг другу бы мешались, а ему, напротив, сподручнее бы стало. Но кровь берсеркеровская теперь и до головы добралась, напрочь всякую рассудительность вымыв. Бросился вперед орчук, щедро тумаки направо и налево раздавая.

Конечно, при таком ведении боя и сам пропускал удары. Все-таки, каков орчук ни был, а против двух аховмедцев тяжело сдюжить. Вот и встали, как в дурном рассказе, на одном месте. Синяки друг другу дарят, а никто верх взять не может. Кабы знал Мих одну старую игру, что в Катайском султанате выдумали, решил, что именно теперь наступил момент, который и называют пат. Но того не ведал орчук, потому надеялся лишь, чтобы голова выдержала, да в беспамятство он не провалился. И не в срамоте дело — мол, не справился с козлоногими, — за хозяина потом беспокойно. Навалятся на него аховмедцы, и никакая резвость не поможет.

Но крикнул кто-то из квартиры, негромко, на аховмедском. Голос показался странным и знакомым. Теперь и орчук с кулаками замер. Кровь хоть и играла, выплеску требовала, да как-то не по-людски теперь прочих бить, не хотят те драться. Потом и вовсе господский голос на ухо прошептал: «Дииш ара». Специальным образом, негромко, чтобы противники не услышали и не поняли, что берсеркер перед ними, пусть и не чистокровный, но все же. Теперь злость вся с Миха окончательно сошла, зато пришла боль — в груди, под ребрами, на лице.

А аховмедский голос все не прекращается. И говорит, говорит, будто втолковывает козлоногим что-то, приближаясь в то же время. Шаркнул ногами по полу, запахнул халат и вышел на свет тот самый старик-профессор, Галахов Виталий Арсеньевич.

— Потому что разобраться надо, — продолжил он уже на славийском, — прежде чем гостей бить. Это завсегда успеется. Это же не тати какие, а Витольд Львович с Михайло Тереньтевичем. Чуть первого орчука на государственной службе не загубили. Господин советник, хоть вы повлияйте на своих подчиненных!

Следом за Галаховым из глубины, казалось, уже необъятной квартиры вышел последний ахвомедец — старик с седыми волосами на голове и обнаженными ногами, тот самый, что обнаружил убитого Логофета, — Маар То Кин.

Глава 16, в которой Мих наконец узнает, что из себя представляет аховмедская святыня, но решительно не понимает, почему все носятся вокруг этой безделицы

— Право, прошу прощения, Витольд Львович, что так произошло, — Галахов выглядел растерянным и смущенным. — Аховмедцы переусердствовали, охраняя мою жизнь.

— Вашу жизнь? — Меркулов убрал предоставленный ему платок от разбитой губы.

— Достопочтенный Маар То Кин и Его Высочество считают, что есть некто, кто может серьезнейшим образом навредить мне.

— Мы не просто считаем, а видели этого мерзавца. Он убил Лого… Рее Ол Дейна.

— Можете не таиться, Витольд