не обращаясь, сказал Витольд Львович. — За расположение аховмедцев некоторые могут пойти на открытую конфронтацию. Мне ясно пока одно: святыня в Моршане. В противном случае те силы, которые стоят за ограблением музея и убийством Логофета, уже бы начали действовать.

— Теперь надо найти черного человека, — кивнул Маар То Кин.

— Нет, реликвия не у него. Он — лишь инструмент, помогающий добиваться нужного результата. Признаюсь, инструмент универсальный и весьма сильный. Мне кажется, что копыто Рогатого Бога находится у того, кто помог Черному ограбить музей, а может, действовал и вместе с ним. Скорее всего, последнее, потому что тогда святыня была бы уже у Черного.

— И как нам выйти на этого мерзавца? — набычившись, спросил Маар То Кин. — Мои ребята разорвут его на месте.

— Оставьте это мне. Думаю, предатель понимает, что удавка затягивается и у него остается не так много времени. От вас требуется лишь охранять Виталия Арсеньевича. Думаю, к завтрашнему утру все уже будет кончено. На этом позвольте откланяться. За сегодня необходимо еще многое успеть.

Несмотря на протесты Галахова и аховмедца, Меркулов двинулся к двери и уже там, в третий или четвертый раз попрощавшись, вытолкал орчука наружу, а потом вышел и сам. Козлоногие, толпившиеся у двери, расступились, проводили пару, в особенности Миха, неодобрительными взглядами, но препятствий чинить не стали.

Вечереющее небо вкупе с набежавшими хмурыми тучами производило гнетущее впечатление. Будто надвигалось что недоброе, могущее повлиять на судьбу не только одинокого путника, попавшего под проливной дождь, но и всего города. Мих поежился, оглядел улицу со спешащими людьми и повернулся к Меркулову:

— Что, господин, домой поедем? Непогодится вона как, скоро ливанет.

— Поедем, но не домой.

Витольд Львович вскинул руку, но тут же помахал начавшей останавливаться открытой пролетке, мол, проезжай. А вот следующий экипаж, уже полностью закрытый, остановил. С неба как раз первая капля упала, чиркнула по носу орчуку, пощекотала да плюхнулась на пыльную мостовую. Отерся Мих да внутрь поспешил, пока хозяин извозчику последние наставления давал.

— До Мглинского вокзала. Да мчи так, чтобы за ушами свистело. Быстро довезешь — гривенник сверху дам. Да что там, пятиалтынный дам.

И сесть не успел, как сорвались с места. Подумал орчук: плохо в такую погоду гнать, легче легкого убиться, но мысль про себя оставил. Лицо господина опять в задумчивость погрузилось, да не в обычную размышляющую, а в тревожную, опасливую. Сидит, губы кусает, трость в руках вертит, как оглашенный. На тряску внимания вовсе не обращает, хотя даже Миха из стороны в сторону швыряет на поворотах. Снаружи ванька кричит, ругается на прохожих, порой и встречных извозчиков черным словом награждает. Уж очень хочется ему призовые деньги получить.

Уже и дождь вовсю забарабанил по крыше, совсем холодом пахнуло. И рад бы сказать орчук, что свежестью, так, напротив, смочил лихоимец-ливень пыль, понесся над мостовой дух грязи, стоков, нечистот. Если долгий дождь будет, то к утру и правду легче дышать станет, но теперь…

— Господин, к чему мы на Мглинский мчимся? — спросил орчук, не особо на ответ надеясь.

Но услышал Меркулов. Более того, повернулся к Миху, посмотрел внимательно в глаза и ответил:

— Черного поймать надо.

— Так вы ж говорили, что не собирается он уезжать.

— Он и не думает о таком, а вот Аристов собирается. Даст бог, успеем до отхода поезда.

Лучше б молчал. Теперь уже совершеннейшим образом непонятно все стало. При чем же тут рыжий дворянин, коли уже с ним все решено и он общего с их делами более ничего не имеет? А ежели Черного ловить, то тут надобно через искариота рыскать, так и про последнего еще ничего не понятно. Качнулся экипаж последний раз, сильно накренясь вперед, да встал. Извозчик, запыхавшись, точно сам заместо лошаденки бежал, крикнул: «Прибыли, Ваше благородие!» Пришлось выходить.

Дождь тут же надавал пощечин, нахлестал по шее, макушке, замочил мундиры. Витольд Львович рассчитался с довольным извозчиком — тому хоть ливень, хоть град, знай, доволен, деньгу себе заработал. Так еще и в месте прибыльном встал — судя по движению, аккурат только что паровоз подошел дальнего следования. Теперь и поторговаться можно, набив пять-десять копеек. Мокрый народ обычно гораздо сговорчивее…

— Состав только пришел, — тоже заметил Меркулов. — Следовательно, минут сорок у нас еще есть, должны успеть. Идем.

И побежал к зданию, точно студиозус какой несерьезный. Пришлось и Миху по лужам быстро топать. Мглинский вокзал — он особенный, непохожий на другие. Орчуку, конечно, нравился больше Столепольский. Тот огроменный; крестьянину, что первый раз туда попал, немудрено потеряться. Иных привлекал Таркийский, тот тоже изукрашен. А Мглинский... Посмотришь снаружи: прямых линий, в два этажа, темно-малахитового цвету, сейчас под дождем еще темнее, словно грязью испачкали. Арки с двух сторон для заезда конных экипажей, но на то разрешение особое нужно иметь. Сверху посередине — башня с часами. Ну и шпиль над ней высоченный, что издали видно. И все. Ничего особенного. Обычно еще народ на площади толпится перед вокзалом, теперь лишь несколько ванек стоят мокнут. Пассажиры внутри сгрудились, может, кто переждать решил, да только зря — теперь надолго, поди, до самой ночи зарядило.

— Разрешите!

Орчук так рявкнул, что один из городовых чуть за свистком не потянулся. Только потом разглядел мундир, понял, что за фрукт, да кивнул, вроде как приятелю. Не так много времени прошло, а Миха уже каждая собака в ведомстве знала, а если не знала, то слышала. Иной раз получалось, что он именитее своего господина был.

А Меркулов тем временем уже к перрону прорывался. С трудом, общему движению вопреки. Как оказалось, прибыло людей в разы больше, чем на запад решили отправиться. Да и правда, конец лета скоро, все обратно возвращаются. Да и какие на западе развлечения? По старым улицам Галии или Тимиши бродить? Велика радость. Что ж, интересно, сейчас на Таркийском происходит, когда большая часть моршанцев с купален да морей возвращается?

— Мих! — крикнул Витольд Львович. Пришлось продираться, удавалось это не в пример легче, чем хозяину. — Мих, два паровоза стоят. Ты к тому, который поодаль, иди с того края, а я – к этому.

Орчук все понял, обошел паровоз с правой стороны. Засмотрелся на красавца. Эх, кабы родился человеком — пошел бы в машинисты. Видит Господь, сдюжил бы, выучился, зато погляди, вся Славия у тебя под рукой, всю страну посмотришь. А повезет, так еще и