– Освещение здесь, как сто лет назад.

Он подошел к огромному письменному столу и сел за него. По тому, как он двигался, было понятно, что он провел здесь не один день, а может, и ночь. На столе стоял небольшой портрет в простой деревянной рамке, который я было приняла за фотографию. Он повернул портрет ко мне, и я чуть не открыла рот от удивления.

– Это кто?!

Антуан сказал, не глядя на портрет:

– Я мог бы предположить, что это ваша прабабка, но у нее не осталось детей.

Потом он задумался и добавил:

– Если монахини мне не соврали.

Та ночь, проведенная с женщиной, навсегда ушла из его жизни. Он сделал для нее все, что мог сделать помощник святого Бернара для простой горожанки.

20 октября 2008 г. Прага.

Домой мы пришли уже в сумерках. Прежде чем войти, Антуан выбросил зонт в мусорный бак, и мы поднялись в квартиру Андрея. Дома нас встретил запах жареной картошки, а на барной стойке стоял тазик салата. Анечка сидела с гитарой на диване и перебирала струны. У Андрея никакой гитары не было, поэтому оставалось лишь догадываться, где она взяла инструмент. Играть она почти не умела, но удовольствие получала. Увидев нас, Алка обрадовалась:

– Хорошо, что вы пришли. Он уже ворочается. Анечка сменила ему простыни и сводила в туалет, простите за подробность.

Антуан моментально отреагировал на известие о том, что брат шевелится:

– Вы хотите отвезти его в клинику или сначала поужинать?

Дамы помялись немного, потом решили:

– Сначала в клинику. А то и выпить-то как следует не получится.

Похоже, что Анечка подружилась с Алкой за то время, которое они прожили вместе.

Антуан позвонил, и через пять минут у подъезда стояла скорая. Дамы собрались было выносить Андрюшеньку, но Антуан поумерил нашу прыть.

– Его перенесут санитары. На специальных носилках.

И точно, в дверь вошли два щуплых европеоида с раскладными носилками. Анечка простонала:

– Они его точно уронят! Может, мы сами как-нибудь?

Алка решительно положила руку ей на плечо:

– Ты знаешь, кто самый страшный человек?

Анечка почувствовала подвох:

– Нет. А кто?

Алка прошипела:

– Дурак с инициативой! Отойди и не мешай ребятам!

Санитары, несмотря на свое хрупкое телосложение, оказались ребятами подготовленными. Они быстро погрузили Андрея на носилки и стали спускаться по лестнице. Мы ринулись было за ними, но нас остановили.

– Вас не пропустят даже в приемный покой. Завтра позвоните в больницу и, если состояние его будет не критическим, заберете обратно. Пусть очнется в больничной палате. Уже скоро.

Мы согласились. Высунувшись в окно, мы втроем наблюдали, как скорая отъехала от дома и свернула за угол. Анечка вздохнула и пригласила всех за стол.

21 октября 2008 г. Прага.

Последнее, что я помнила после вчерашнего застолья, это небьющаяся посуда, которая все время падала на пол, когда я пыталась поставить ее в шкаф. Анечка с дивана наблюдала за моими мучениями, потом сжалилась над посудой и сделала все сама.

– Ты что, мало пьешь дома?

– Нет, не мало. Но такой тренировки, как у тебя, у меня не было.

Нечего и говорить, что пробуждение было тяжелым. Разбудил нас телефонный звонок. Ожидая услышать в трубке Антуана, я сонным голосом спросила:

– Доброе утро. Как доехали?

Трубка покряхтела и со скандалом в голосе спросила:

– А то ты не знаешь, как я доехал. Только ленивый санитар не показывал мне сегодня снимки с места происшествия.

Я отняла трубку от уха и прокричала дамам:

– Очнулся! Сам звонит!

Дамы тут же повскакивали с дивана и подлетели ко мне.

Три существа женского пола в маечках и кружевных трусиках вокруг телефонной трубки – зрелище для Анечкиного мужа привычное. Потому что именно он сейчас вошел в дверь квартиры Андрея. Мы даже не стали спрашивать, как он сюда попал. Альфонсик сам сказал:

– Дверь была не заперта.

Это мы, наверное, Антуана вчера провожали и не закрыли. Другие версии нам бы не понравились.

Анечка поцеловала мужа:

– Как ты меня нашел?

– У меня свои методы, дорогая.

Подозрительность Анечкиного мужа не знала границ. Он примчался из Австрии, как только она не сделала вечерний звоночек. Но это даже к лучшему. Андрею сейчас нужна машина, пока не найдет другую, взамен своей, теперь уже аварийной.

Анечка щебетала, как райская птичка:

– Пусть Андрюшенька поездит пока на этой черной машине. Скажите ему, что я разрешаю ее перекрасить. Франтишек не будет против, я с ним поговорю.

Альфонсик выпил с нами кофе и забрал жену. На прощанье Анечка нежно расцеловалась с нами.

– Милые, мне так было весело с вами! Если у вас еще что-нибудь такое будет, обязательно позвоните!

Алка трижды сплюнула через плечо и помахала Анечке.

21 октября 2008 г. Прага.

После отъезда Анечки мы наспех прибрались и отправились в больницу, адрес которой вчера записали на бумажной салфетке и теперь пытались прочитать, потому что кто-то вытер об эту салфетку губы. След от дамской помады теперь сливался с контурным карандашом, которым мы записывали адрес. Поняв всю тщетность наших усилий, Алка скомандовала:

– Пошли! Пусть таксисты сами разбираются.

Она остановила такси и решительно протянула таксисту салфетку:

– Знаете такой госпиталь?

Таксист посмеялся над нашей запиской и махнул, чтобы мы садились.

Через полчаса мы уже стояли в приемном покое в ожидании моего младшего брата. Он выглядел, как узник концлагеря, хотя и шел сам. Мы быстро подписали бумаги о том, что больной сам по своей воле отправляется домой на произвол своих родственников, и вышли на свежий осенний воздух.

Дождя сегодня не было, так что мы немного прошлись, прежде чем поймать такси. Андрей, как мы и ожидали, начал приставать с вопросами:

– Слушай, а почему мы в Праге? Я помню, что ты пошла в церковь, а я остался у двери…

Мы с Алкой переглянулись. Изобразив удивление как можно правдоподобнее, я просила:

– В Праге? А где нам быть, если на второй день после моего приезда ты попал в аварию и мне пришлось просидеть дома все это время. Хорошо еще, что Алка приехала. И Анечка.