Возвращение Арилье было встречено у костра дружными криками радости. Его втащили в круг пирующих, подарили ему плащ, заставили надеть липкие от жира золотые украшения, извлеченные из котла, усадили к нему на колени троллиху, которая тотчас принялась щекотать его живот шелковистым хвостиком. Вождь Нитирэн наклонился над Арилье, сияя четырьмя золотыми зрачками, и подал из собственных рук новому троллю чашу, полную вина:

— Пей.

Арилье выпил и рухнул без чувств. Последнее, что он слышал, был громовой многоголосый хохот.

* * *

Теперь Арилье носил штаны из выделанной кожи, длинную рубаху и широкополую шляпу. На шее у него висели целых три золотых ожерелья, талию охватывал широкий наборный пояс со здоровенной пряжкой, инкрустированной рубинами. На левой руке у него блестело два серебряных браслета с шипами и спиралями из накладных витых проволок. На правой руке он носил тонкую золотую цепочку с мелкими жемчужинками. Никто больше не потешался над его вуалью, которую Арилье обматывал вокруг шляпы и опускал на лицо, когда солнце поднималось в зенит. Сам Нитирэн подарил ему один из своих косматых плащей. У Арилье имелась и собственная лошадь, мохноногое создание, питавшееся мясом и весело хрустевшее хрящиками и костями.

Названная сестра обращалась с Арилье почтительно, но без всякой сердечности: он по-прежнему не вызывал у нее ни малейшей симпатии. Младшая троллиха, девочка, дулась по целым дням и пряталась где-то в саду: она ревновала бабку (или мать — Арилье так и не выяснил, кем кому приходилась старуха) к Енифар.

Арилье не знал, как объяснить странное явление: постепенно тролли переставали казаться ему уродливыми. Он начал видеть красоту в их скуластых лицах. Конечно, тролли низкого происхождения с их серой кожей и короткими ногами по-прежнему оставались в глазах Арилье уродливыми. Но, похоже, таковыми находили их и знатные тролли.

Зато троллихи высшей касты способны были заворожить яркой, необычной внешностью. Их подведенные золотой краской глаза, выкрашенные в белый или синий цвет ресницы, изогнутые брови, темные капризные губы с пятнышками узоров просто сводили с ума. И, как и подозревал Арилье, его названная сестра действительно была красавицей из красавиц. Данфар неспроста просил позволения ухаживать за ней.

Сам Арилье перестал быть для троллей отвратительным и презренным чужаком. Впрочем, он оставался в их глазах нелепым и забавным созданием. Троллихи без всякого стеснения переодевались при нем и обсуждали в его присутствии свои дела — верный признак того, что они не считали его возможным партнером в своих брачных играх. Молодые тролли просили Арилье походатайствовать за них перед девицами — еще один признак его крайней непривлекательности: ни для кого он не являлся соперником. «Ты умеешь их рассмешить, — объясняли они, — а когда троллиха смеется, она охотно слушает советов касательно любви».

— Я чувствую себя какой-то тетушкой, — жаловался Арилье в разговоре с Енифар. — Наверное, так живут все старые девы.

— А тебе нравится какая-нибудь женщина? — спросила Енифар с любопытством. — Если да, то я могу помочь.

— Мне не нравится, что они все приходят ко мне со своими любовными делами, — объяснил Арилье.

— Завидуешь? — Енифар морщила лоб в тщетной попытке понять, что так сильно раздражает ее приятеля. — Тебе завидно, что они гоняются друг за другом?

— Мне просто не нравится, что они это делают у меня перед носом.

— Значит, это зависть, — задумчиво произнесла Енифар. — Что ж, пора положить этому конец.

— В каком смысле? — испугался Арилье. Фантазии Енифар могли оказаться самыми неожиданными.

— Я уезжаю, а ты можешь сопровождать меня, — объяснила Енифар. — Я хочу найти моих настоящих родителей. Не могу же я приехать к ним совершенно одна! Мне потребуется свита. Если хочешь, можешь ты быть этой свитой. Еще я бы взяла твоего друга Данфара. Он очень представительный. Ну и десяток слуг. Я даже хотела прикупить рабов. Как ты считаешь?

— Здесь разве есть рабы? — удивился Арилье.

— Не будь смешным, — сморщилась она. — Разумеется, есть. Я даже ездила на мельницу. Там работают люди.

Как ни сопротивлялся Арилье, Енифар утащила его на мельницу в тот же день.

— Подожди хотя бы до вечера, — отбивался он. — Не поедем же мы по самому солнцепеку!

— Глупости, — ворчала она. — Я намерена как можно скорее подготовиться и выступить. Я хочу посетить Черную Комоти.

— Это еще что такое?

— Это гора. И богиня. И еще это город. Священный город, состоящий из одного-единственного здания — храма Черной Комоти. В общем, это… такое место. И состояние души. И еще высшее существо. Все сразу.

— Очень по-троллиному, — вздохнул Арилье. — Ничего не понятно, но мощно.

— Ты уловил суть, — сказала Енифар.

— Послушай, Енифар, — не выдержал Арилье, — ты уверена, что тебе восемь лет? По-моему, ты очень по-взрослому рассуждаешь. Там, в деревне людей, ты выглядела совсем ребенком, но здесь…

Она пожала плечами.

— Может быть, с тех пор, как мы покинули деревню людей, прошло слишком много лет. Я ведь тоже этого не знаю. И никто не знает.

Они ехали по долине. Арилье страдал от жары, но Енифар уверяла, что день прохладный и «солнышко ласковое». Возражать девочке было невозможно: она сразу начинала сердиться, плакать и делалась невыносимой. Арилье предпочитал скрежетать зубами под вуалью.

Мельница стояла на самом краю долины, неподалеку от гор. Весной поток, сбегавший со склона, становился полноводным, и надобность в дополнительной рабочей силе отпадала, но большую часть года жернова вращали старые лошади или пленники. Время от времени мельник избавлялся от людей, которые становились слишком слабыми и больными. Обычно таких оставляли в покое и позволяли им бездельничать и кормиться при общей кухне — естественно, объедками. А дальше — уж как получится.

Иногда их скупали тролли, вроде Енифар, — когда им требовалось срочно увеличить свою свиту, дабы произвести впечатление на окружающих.

А иногда они просто тихо умирали от какой-нибудь неизлечимой хвори.

Арилье радовался тому, что его лицо скрывает вуаль. Ему было неловко на этой мельнице. Енифар, напротив, чувствовала себя совершенно спокойно. Она сама нашла мельника, вежливо поздоровалась с ним, спросила, нет ли приличных людей на продажу, после чего, не слезая с лошади, отправилась к рабским хижинам и принялась стучать по стенам палкой:

— Эй, вы! Выходите, я хочу вас видеть!

Арилье безмолвно стоял у нее за спиной. Люди выбирались наружу, испуганно глядя почему-то не на маленькую троллиху, а на рослую фигуру с закрытым лицом. Хотя Арилье молчал и никак не проявлял себя.

— Как тебе нравится вон тот? — Енифар дернула Арилье за рукав и показала на мрачного человека, очень тощего, с выступающими ребрами. На нем были только рваные штаны.