Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошу вас! – умоляет женщина. Связанные руки не дают ей вытереть слезы с лица. – Могу ли я в последний раз подержать своего сына?
К моему удивлению, Раш идет ей навстречу. Крики ребенка утихли. Я больше его не слышу.
– Я не взглянула на него, когда он родился. Боялась запечатлеть его в памяти, – признается миссис Грир, потянувшись к пеленкам, чтобы их развернуть.
– Это причинит вам больше вреда, чем пользы, – мягко предостерегает ее Раш, после чего теряет интерес к миссис Грир и ее мольбам, выхватывая у меня из рук стенограмму.
– Хочу сделать копию, – объясняет он, когда я пытаюсь ему возразить. – Я вычеркну заявления ведьмы о мистере Ингреме и Томасине. Это клевета.
– Согласен, – к явному неудовольствию Клементса отвечает Уилл.
«Неужели он делает это из добрых побуждений?» – задумываюсь я, наблюдая, как на лице Раша на мгновение возникает выражение облегчения.
Впрочем, я быстро осознаю, что в этом поступке нет ни капли милосердия. Ингремы – это угол, из которого тянется паутина, сплетенная Рашем. Он совсем не хочет, чтобы все, что он так долго создавал, разрушилось из-за обвинений в супружеской измене и колдовстве.
Глава двадцать седьмая
– Завтра будет еще одно расследование, – сообщает мне Уилл.
После сегодняшнего допроса Клементс принял приглашение Раша вместе выпить в честь победы. Сославшись на позднее время, мы с Уиллом поехали обратно в поместье Кэрью.
– Я возьму себя в руки, – заявляю я ему, пока мы заходим внутрь. – Мне не хочется есть, – говорю я слуге, когда тот предлагает нам ужин, – лучше вместо этого приму ванну. – К моему облегчению, Уилл не пытается меня отговорить, и я спешу в свою спальню, чтобы отвлечься от событий последних двух дней.
Кто-то был у меня в комнате. В воздухе чувствуется пряный аромат нарцисса. Этот запах принадлежит Грейс. Девушка прикасалась и к моему постельному белью, и к моей дорожной сумке, и к моему дневнику. Она хочет спровоцировать конфликт, возможно, чтобы понять, легче ли на меня надавить, чем на Уилла. Я проверяю книжную полку. Книга благословений и узелок Фрэнсиса все еще спрятаны внутри увесистого тома. Не буду высказывать ей своих подозрений… По крайней мере пока.
Я так сосредоточен поисками того, что могло пропасть из комнаты, что не сразу замечаю письмо, лежащее на моем столе. Бросив на пол шелковую нить, которой было прошито послание, я открываю его и вижу, что на нем нет ни слова, кроме инициалов «Альтамия Х.», написанных в верхнем углу, и вложенной внутрь веточки рябины, которую я отказался брать у нее тогда, в Йорке. Я сжимаю ее пальцами. Нет, я не достоин ее уважения. Опустившись в кресло, я пишу ответ:
Дорогая Альтамия,
Вы снились мне каждую ночь с тех пор, как я покинул Йорк. Единственной женщиной, которая мне когда-либо снилась, была моя мать. Потеряв ее, я превратился в Орфея. Я шел по жизни, не в силах двигаться вперед, потому что часть меня всегда жаждала оглянуться… Пока не появились Вы.
Когда я уехал из Йорка, у меня возникло ощущение, что лучшая часть меня так и осталась рядом с Вами. Если бы Вы на меня сейчас взглянули, я бы провалился сквозь землю. Вы бы даже не узнали то, что от меня осталось. Это – моя худшая сторона, от которой любой человек отшатнулся бы, впрочем, Вам, уверен, удалось бы быстрым и точным движением ее прижечь.
Пишу Вам в разгар расследования дела о колдовстве. Недавно мы с другими охотниками на ведьм вторглись в дом миссис Грир, привязали ее к стулу, гоняли ее по комнате и угрожали пытками. Мы сказали ей, что не оставим ее в покое, пока она нам во всем не признается.
Ведьма – это не более чем слова, которые насильно вкладывает ей в рот охотник на ведьм. Те же губы, что шептали Вам на ухо стихи, изливали злобу на другую. Я наполнил ее уста заклинаниями и ненавистью. Всего за несколько часов я стал всем, что Вы возненавидели бы… И всем, что ненавижу я сам. Однако я буду вновь и вновь прибегать к этим мерам.
Не знаю, зачем пишу Вам, не считая того, что даже сейчас, сидя здесь, ощущаю Ваш любовный жетон у своего сердца, и его прикосновения достаточно, чтобы я не оставил веры в другой исход, пусть даже я потерял всякую надежду на наше с Вами будущее.
Ваш
Николас.В комнату заходит процессия слуг, несущих горячую воду, и я отдаю одному из них письмо до того, как у меня возникнет искушение сопроводить его извинениями. Оставшись в одиночестве, я погружаюсь в горячую ванну. Над водой поднимается пар, густой, как туман над холмом Пендл, и я представляю, что тону в нем.
Фрэнсис смотрит на меня из-под воды. Это зрелище меня не пугает. Те две недели, что я провел в Ланкастере, притупили мои чувства. Мою вину невозможно смыть. То, что произошло за последние два дня, всегда будет меня преследовать. Оно будет мне сниться, и я запою об этом, когда умру. Я слегка вздрагиваю, когда отражение Фрэнсиса вдруг тонет в луже крови. Оно рассеивается, и, моргнув, я замечаю, что на меня пристально смотрит снизу вверх Клементс. Я наклоняю голову. Его появление действует на меня, словно непрошеное утешение.
– Ты проходишь крещение, – подшучивает он надо мной, и вскоре аромат Грейс перебивает исходящая от него вонь эля.
– Вам следовало постучать! – негодую я, но мой недостаточно резкий тон заставляет его осмелеть и сесть на край свинцовой ванны. Опустив голову, он оценивающе осматривает мою спальню. Хотя мое благоговение перед богатством лорда Кэрью и поутихло, я не позволяю себе о нем забывать. В подобных декорациях легко смириться с тем, что становишься частью обстановки. Клементс изучает интерьер и с лукавой улыбкой замечает мою смятую постель.
– Теперь понятно, почему ты не пришел на празднование. – Его внимание внезапно переключается на вид из окна на холм Пендл. – Нас становится все меньше. Генри, один из людей Раша, от нас ушел. Парочка напитков – и совесть его загрызла. – Он фыркает. – Скоро мы его заменим. Моя жизнь – медленное погружение в нищету. Родители брали в долг у соседей, чтобы я мог заняться охотой на ведьм. Они не обладали дальновидностью твоего господина, чтобы понять, как быстро король Карл все прикроет. Да, в отличие от своего отца он не проявлял особенной любви к охоте на ведьм. – От этого воспоминания его лицо мрачнеет. – А твой господин уже рассказал тебе, что задумал?
От моего прикосновения вода покрывается рябью.
– Нет, он ничего не сказал, кроме того, что похвалил меня после допроса миссис Грир.
– И правильно. Нас с мистером Рашем ты тоже впечатлил.